Канарский грипп
Шрифт:
Солидная дама в накрахмаленном белом колпачке вскинула на него глаза и, улыбнувшись, как миллионному покупателю, встала со своего места. Она приоткрыла сбоку дверцу и пригласила Брянова войти. Она была готова к искреннему изумлению покупателя:
— Видите ли, это новый и очень эффективный препарат. По согласованию с Минздравом и фирмой мы проводим небольшие исследования, как говорят, в натурных условиях и на случайных пациентах… то есть покупателях. Мнемозинол отпускают только по назначению врача. Я и есть врач-невролог, я его и выписываю.
И
Когда он увидел, что его ожидает, то решительным голосом вопросил: «Что это?» — хотя и представлял себе назначение окружавших его приборов.
— Я только посмотрю у вас глазное дно, а потом сниму энцефалограмму, — с истинно западной любезностью сообщила дама.
— Ну, я знаю, что такое энцефалограмма, — неуверенно выдал свои познания Брянов. — Вообще-то я на работу тороплюсь.
— Не беспокойтесь. У нас это будет буквально минутным делом. К тому же, как я замечаю, вас очень беспокоит сильная головная боль, нарушение взимания, провалы в памяти.
— Ну, с памятью вроде бы пока все в порядке, — стал бодриться Брянов, усаживаясь в просторное кресло, напоминающее те, что стоят в зубоврачебных кабинетах.
Потом на него надели сетчатый шлем… попросили закрыть глаза; расслабиться, потом — давать ответы по таблице умножения, потом… в общем, вышел он из аптеки, спрятав мнемозинол в карман, как великую панацею.
Боль прошла почти мгновенно, внимание и память прояснились как никогда. Препарат действовал блестяще… И тогда он вспомнил море, пальмы, белый особняк.
То же самое можно было найти в Пицунде или в Ялте. Но в здравом уме и твердой памяти он мог утверждать: это было на Канарах…
Брянов повертел головой и догадался о причинах смутной тревоги.
Что остается у людей в качестве материальных свидетельств приятного путешествия? Фотографии. Сувениры. На полках, на столах, на стенах…
Ничто в доме Александра Брянова не могло подтвердить наличие на земном шаре Канарских островов!
Возможно, все свидетельства остались у его бывшей жены. Такая версия вполне соответствовала реалиям жизни, и Брянов немного повеселел. Он с усмешкой подумал, что порой и вчерашний день бывает трудно вспомнить. Да что день — целые годы куда-то проваливаются между новогодними телепрограммами.
Можно, конечно, заглянуть в дипломы и аттестаты, разыскать фотографии, позвонить родным и близким.
А что, если у тебя нет ни дипломов, ни фотографий? Ни родных, ни близких… Тогда утешай себя старой, банальной подсказкой: мол, «мыслю — следовательно, существую». Не факт — ни то, ни другое!
Да, бывшей своей жене Наталье он мог задать прямой, предельно идиотский вопрос… раз уж она считала и его нормальные, толковые вопросы идиотскими. Теперь он задаст такой вопрос, имея полное право не обижаться на нее за ответ.
Брянов зашел в ванную, плеснул холодной воды в лицо, свирепо утерся, подошел к телефону…
«Сегодня будем считать, что я сумасшедший», — постановил он, оделся, вышел на улицу и, оглядываясь, попетлял по пустым дворам. «Есть что вспомнить», — усмехнулся он, выбрав таксофон. Когда он набрал последние цифры номера —…36, — то вдруг отчетливо вспомнил не только белый особняк и гору, но и тоненькую фигурку в светлом платье и шляпке у его дверей…
— Здорово, Сан Саныч! — едва узнал он голос собственного сына, с трудом вернувшись в реальность. — Ты почему не в школе?
— Дела, бать, — без недовольства ответил сын.
— Ладно. У меня к тебе вопрос.
— Ну…
— Матушка твоя далеко?
— Угадал, бать. Далеко.
— В Анталии.
«Анталии еще только не хватало!» — тяжко вздохнул Брянов.
— Давно? Одна?
— Через неделю вернется. С дядь-Геной (дядь-Гена был с некоторых пор вторым мужем Натальи).
— Понятно, — почти упал духом Брянов. — Тогда, может, ты сам сможешь мне ответить… Вопросик, знаешь, на засыпку. Ты только не подумай, что у меня крыша поехала.
— Ну, бать, обижаешь. Что я, сын шизофреника, что ли?..
«Уже тепло», — поморщился Брянов.
— Ясно. Ты не помнишь, в каком году мы с матушкой отдыхали на Канарских островах?
— Ну, бать, ты даешь! — В Сан Саныче явно проснулись разнообразные эмоции. — Если ты там был с матушкой, то — до нашей эры. Меня тогда еще не было. Мне оттуда ничего не досталось.
Сын стал совсем взрослым.
— Ладно, — растерянно пробормотал Брянов. — Как у тебя с деньгами?
— Пока «ноу проблем».
Приятно было услышать такой ответ, но — не очень. По-деловому распрощавшись с сыном, Брянов повесил трубку и уперся лбом в холодный аппарат. Если бы он укатил на Канары тайно… с любовницей, например, то этому факту полагалось стать самым острым воспоминанием в его жизни. Кроме главной сцены в постели, запечатлелись бы в памяти все мелочи: цена авиабилетов, цифры на двери гостиничного номера, штамп в загранпаспорте. Допустим, не было никаких любовниц и никаких тайн. Тогда хотя бы загранпаспорт… куда он-то делся?
Поспрашивать сослуживцев’ приятелей… осторожно, намеками… Брянов подумал: «Крыша поехала, как пить дать!» — и постучал головой по аппарату. Потом он опомнился и отошел от таксофона в сторону. Надо было срочно отвлечься. Он достал из кармана куртки свой ежедневник и заглянул в предпоследнюю неделю сентября. Никаких важных дел не намечалось. Можно было съездить в институт или завернуть на фирму, где он подрабатывал переводами зарубежной документации по всяким химическим производствам.
«Вот так бы записать всю жизнь в ежедневник… для себя… тогда можно было бы легко проверить», — подумал он. И тут он похолодел, осознав, что до разгадки всех загадок почти рукой подать, что с памятью у него и вправду стало совсем неладно и потому придется глотать мнемозинол. Пачками!