Канатоходец
Шрифт:
Цыган выдохнул и опустил взгляд. Уставившись круглыми от страха глазами туда же, куда и он, рядом дрожала выряженная во фрак перепуганная старая обезьяна.
Заклинатель ухватил обезьяну за шкирку и потащил за собой назад, в темноту огороженного кулисами пространства.
– Ты тоже почуял, да? – ошеломленно спросил Рамир.
Он мог бы поклясться, что
В отличие от цыгана, Беппо увидел Смерть воочию – так, как видят костлявую звери в стае, когда она приходит за одним из них. За мной, беспорядочно думал старый Беппо, за мной, за мной, за мной. Он отчаянно не хотел, не желал умирать, особенно сейчас, когда в его никчемную, наполненную унижениями и побоями обезьянью жизнь ворвалось вдруг счастье.
– Что с тобой, дружище? – Малыш Луи приблизился, ласково потрепал Беппо по затылку. – Эй, да ты весь дрожишь, никак простыл? Ничего, вечером налью тебе немного коньяку. Ну давай, давай, соберись, сейчас твой выход.
Механически передвигая конечности и не отрывая взгляда от пустующего места в первом ряду, Беппо заковылял по арене. Он сам не знал, как ему удалось забраться на лошадь. Щелкнул хлыстом берейтор, качнулся, а затем и понесся вскачь переполненный амфитеатр.
– Алле!
Беппо взвизгнул и метнулся с лошадиного крупа прочь в сумасшедшем сальто. Пустующее место в первом ряду стремительно приближалось. Беппо пронзительно завизжал, он летел прямиком в объятия Смерти. Не долетел – вмазался в ограждающий арену барьер, рухнул вниз и, еще не веря, что живой, озираясь, на четвереньках припустил к проходу. Смерть, нацелив на Беппо костлявый палец, тряслась от смеха в первом ряду.
– Как же так, дружище? – захлопотал вокруг Беппо Малыш Луи. – Больно, да? Больно? Ничего. А ну пошли отсюда! – набросился Малыш на хихикающих цирковых. – Вы все вместе этой обезьяны не стоите!
К антракту Беппо осознал, что Смерть его не взяла. А еще осознал, что теперь она непременно заберет кого-то другого. Кряхтя от боли и подвывая от страха, Беппо вскарабкался по мачте, уселся на траверсу
«Его возьми, его, – молил Беппо, тыча лапой в направлении шпрехшталмейстера. – Или этого, с гирями. Или клоуна, даже обоих. Только не…»
Время шло, представление близилось к концу, а Смерть, завороженно глядя на арену, еще не выбрала.
– Факир, где факир? – суетился в двадцати метрах под Беппо Честняга Аршамбо. – Его выход, где это чертово цыганское отродье?
– Хозяин, – метнулся к Честняге из темноты рыжий клоун. – Факир на манеж не выйдет, у него скрутило живот. Стесняюсь сказать: блюет.
– Проклятье! Где канатоходец?
– Уже под куполом.
– Кто-нибудь, крикните ему, пусть выходит!
Смерть и не заметила, как единым мигом сгинули два часа. Она пришла в себя, лишь когда образовалась заминка после очередной клоунады. Смерть встрепенулась, подобралась: представление заканчивалось.
– А сейчас, в финальном номере, – зычно кричал с арены толстячок в дурацкой шляпе, – перед вами выступит непревзойденный мастер эквилибра, канатоходец…
Смерть не дослушала. Придется брать канатоходца, невозмутимо решила она. Выбора уже не осталось. Что ж…
Портьера под куполом цирка распахнулась. Канатоходец в щегольском широкополом цилиндре, застыв, стоял на краю помоста. Необходимый для поддержания равновесия шест-балансир он почему-то держал под мышкой.
– Прости, – сказала канатоходцу Смерть.
Секунду-другую тот еще постоял, переминаясь с ноги на ногу, затем бросился с помоста на проволоку. Смерть махнула костлявым запястьем. Канатоходец оступился, пошатнулся и, не удержав равновесия, полетел с двадцатиметровой высоты вниз.
– Цилиндр, он схватил мой цилиндр… И шест…
На арене, в опилках, раскинув в стороны лапы, мертвыми глазами глядел в купол цирка старый облезлый шимпанзе.
Слезы текли у Малыша Луи по щекам.