Кандагар. Как все начиналось (взгляд лейтенанта)
Шрифт:
Мест в общаге традиционно не оказалось, и нас поселили в комнатушке полкового клуба с такими же, как мы, «желторотиками»: танкистом и связистом. Во-первых, мы сразу оценили преимущества клубной жизни: на службу ходить не надо – на службе и живешь, контроля никакого – кому этот клуб сдался, кроме субботы и воскресенья? Во-вторых, мы стали ПЕЧКИНЦАМИ. Командиром полка был майор Печкин. Позывной части – «Граф». Забавно звучало, когда тот брал трубку и представлялся: «Граф. Майор Печкин». Долговязый, не графского вида, он ходил по территории и постоянно щелкал семечки. Посему семечки в полку щелкали почти все. По утрам, на построении, над полком так и витал их аппетитный запах, а голуби, целыми эскадрильями, пикировали с крыш. Стоя в строю, прикроешь глаза – и ты уже на колхозном рынке среди крикливых бабок с полными мешками. Но вскоре наша веселая клубная жизнь закончилась. Сгубил, как и всех мужиков, «зеленый змий». В военном городке был «сухой закон». Поэтому в целях экономии, а также для встречи 7 ноября (достойной, естественно), мы решили забацать «Рябиновку». Благо ягоды было кругом – топчись. Связист тут
И вот в самый ответственный момент, когда «процесс» весело побулькивал в бутылях, начальнику политотдела дивизии полковнику Домашеву вдруг вздумалось осмотреть наш солдатский клуб как главный центр культурно-просветительской работы полка. После «немой сцены» (онемел, в отличие от НачПО, только замполит полка) нас с треском и полной конфискацией выгнали в общагу. Места там мгновенно нашлись, причем в уютных комнатках на двоих и, главное, в двух шагах от офицерской столовой.
О, офицерская столовая! Предмет вожделений и ночных холостяцких грез! Мечта холостяка, кроме наших дам, конечно. А если честно, куда им, этим дамам, до столовой! Если завтрак холостяку был почти гарантирован, а обед – дело святое, то ужин, как мы шутили, приходилось зачастую «обозначать флажками», «отдавать врагу» – ежедневным служебным совещаниям, съедавшим уйму времени, а заодно и наш ужин. Я раньше, по наивности, считал отличительной чертой офицеров лаконизм. Еще с Рима: «Пришел, увидел, победил». И все ясно. В действительности же – все наоборот! Отличительная черта – красноречие, причем с лирическими отступлениями, анекдотами и служебными байками. Ну все, как один, Львы Николаевичи!
Сидишь, бывало, обреченно слушаешь поучительную историю какого-нибудь начальника службы и с тоской поглядываешь на часы… Твои вожделенные гуляши, зразы, шницели с каждой минутой скукоживаются, как шагреневая кожа. Ну вот, все – офицерская столовая закрылась. Обозначили, значит, «флажками». Иногда начальство великодушно вспоминает, что холостяков надо бы отпустить на ужин. И тогда мы табуном, обгоняя друг друга, несемся в столовую! Маленькие радости жизни…
Чтобы вконец не лишиться и этих убогих радостей, я приобрел по случаю пластиковый «походный набор туриста» из 3-х предметов: ножа, ложки и вилки. Вещь оказалась уникальной: загребущая как мини-половник ложка и такая же вилка, только с прорезями. Вид они производили устрашающий и кровожадный. И в те печальные деньки, когда наше начальство окончательно впадало в совещательный маразм, я хватал свой заветный наборчик и «мальчишом-плохишом» нагло заваливал к Олегу-женатику. Там его жена Катя молча ставила на стол еще одну алюминиевую солдатскую миску с лапшой, я доставал наборчик – тем и спасался. Позже, прибарахлившись, завел себе плиточку, сковородочку, оброс необходимым хозяйством и набеги к «братцу» Олегу прекратил. Кашеварил у себя в общаге. Там же я получил и свой первый, но далеко не последний печальный опыт общения с армейской прессой.
Однажды, очередной раз оставшись без ужина, кашеварю у себя в комнате. На плитке – сковородочка, а на ней, аппетитно попахивая луком, жарятся грибы. Запах – божественный! Вдруг в комнату, выпучив глаза, влетает перепуганный замполит батальона: «Срочно прячь сковородку, к тебе корреспондент! О быте лейтенантском пишет!» Мигом сую все под кровать и сажусь в непринужденной позе. Заходит очаровательная девушка – прелесть, прямо с картинки. С такой и о грибах забудешь. Я плечи молодцевато развернул, бравый вид принял и пялюсь. «Здрасьте, говорит, я корреспондент окружной газеты «Ленинское знамя». Пишу о молодых офицерах, как складываются первые месяцы службы, лейтенантский быт…» «Да хорошо складываются», – отвечаю. А под кроватью предательски шкварчат на остывающей плитке грибы. Да и запах, куда его денешь? Девушка, покосившись на кровать, улыбается. «Как у вас аппетитно пахнет… Грибами… Прямо-таки замечательно. Так романтично…» Я, дурак, возьми и ляпни. «Да вот, говорю, грибов пожарил. Постоянно с ужином пролетаешь, хорошо хоть грибов полный лес…» «Да-да – кивает, да-да…» Ну поговорили, и забылось. А тут идет комбат, злой как черт, в руках окружную газетку держит. «Зайдите, говорит, товарищ лейтенант!» И давай меня песочить. «Это я, вас, товарищ лейтенант, на ужин не пускаю?» – «Да нет, товарищ майор, говорю, вы-то пускаете, когда можете». А комбат дальше продолжает: «Вы, товарищ лейтенант, грибки жарите на плитке, что строжайше запрещено в офицерском общежитии, стираться вам негде, в город вас не пускают, выходных у вас нет, жену свою не видите…» «Да я еще не женат», говорю… «Ну значит чужую жену не видите…» В общем, влетело мне. И не мне одному. А как положено в армии, сверху донизу. Я же явился, так сказать, «обобщенным героем» ее статьи. С тех пор у меня на корреспондентов аллергия. Как увижу, так нехорошие слова говорить хочется. Ученые утверждают, болезнь даже такая есть. Кроме приобретенной подобным образом сомнительной славы, я среди своих сверстников-замполитов особо ничем и не выделялся. А по части хозяйской оборотистости – вообще бездарь. В армии ведь всегда ценилось умение «достать», что в переводе на армейский – «проявить командирскую смекалку». А чем определяется размер этой самой смекалки? Количеством солдат, разумеется. Крепостных душ. Туда послал поработать, сюда послал, глядишь – красивый забор вокруг части нарисовался, КПП покрасили. Начальство приехало, посмотрело, сделало вывод: командир толковый, перспективный, за дело болеет. Самый ходовой неформальный вопрос вновь прибывшему, что солдату, что офицеру – что достать сможешь? А нужно все: краски, доски, лак, фанера, бумага и т. д. Можешь ведро клея ПВА достать? (жуткий дефицит у политработников той поры). – Мама может. – А мама где
Раньше отпуск солдату положен не был. Давался он единицам за особые заслуги: отличился на учениях, задержал нарушителя. Съездить домой на десять суток считалось величайшей солдатской удачей и ценилось выше наград. А тут, раз – и дома! Да тебе привезут что угодно, хоть статую Свободы из Америки. Только пусти! Правда, есть негласное условие: делай что хочешь, но на итоговой проверке чтоб отстрелялись и отводили как надо! Но невозможно одновременно строить что-то в Питере и стрелять на полигоне в Бобочино. Значит, надо закрыть на что-то глаза. Легче – на стрельбу. Начальство ведь свое, окружное. Но меру надо знать. Умудрится командир там и там успеть – виртуоз, далеко пойдет. А нет – не взыщи, хоть ты трижды стратег, но должности не соответствуешь. Распространенный анекдот того периода. Снимают комполка с должности за провал в боевой подготовке. Передает он дела, а новый назначенец у него совета спрашивает. Тот передает новичку три пакета и говорит: «Туго станет – вскрывай». На первой проверке получил полк двойку. Вскрывает командир первый пакет, а там: «Вали все на бывшего командира». Прошло. Через полгода опять двойка. Во втором пакете: «Ссылайся на молодость, неопытность». Опять прокатило. Вновь работали везде, а как стрелять и водить – двойки. Пришлось комполка вскрывать третий пакет. А там: «Пиши три пакета».
Но то у больших начальников, у них хоть люди, связи. А что у «желторотиков» в рюкзаках? Да ничего, только папа с мамой. У нас у одного замполита папа был в Новосибирске на большом заводе начальник. А там умельцы инкрустированный шпоном портрет Ленина делают. Мотанулся парень, отдохнул, и во всех ленкомнатах полка – сплошная красота! Полированный портрет Ильича. Сразу ясно: нужный человек служит. Поэтому оборотистые, с предпринимательской жилкой офицеры были всегда на особом счету. Я же на особом счету не был, так как связями не оброс, оборотистости Бог не дал, ресурсами солдатскими распоряжаться права не имел. Так себе, балласт. Хотя один раз и я мог на что-то сгодиться. Да и тут не случилось.
Как-то прибегает посыльный: срочно к замполиту полка. Обреченно иду как на закланье. Опять бойцы что-то натворили или наглядная агитация на стройке пропала. Захожу, докладываю. Замполит же, как-то странно, оценивающе на меня поглядывая, говорит, что надо-де, в Питер съездить, к генералу, посылочку передать. Посылочка небольшая, так, безделица. Туда-сюда. «Есть», – говорю, – немедленно отправляюсь», и – к дверям. «Между прочим, – добавляет замполит, – генерал – человек влиятельный, и дочка у него симпатичная… Ну ты иди!» Иду, думаю: служебное задание, причем тут генеральская дочка? Встретили меня в Питере как родного. Чаем за семейным столом напоили. Генерал по-отечески про службу расспрашивал. Нормальный мужик! Генералы, оказывается, не всегда страшными бывают. А вот дочка у него, надо сказать, подкачала. Это так, к слову. Возвращаюсь, докладываю.
– Ну как, спрашивает замполит, – передал?
– Так точно!
– И все, что ли?
– Все, а что еще передать надо было? – недоумеваю.
– Да все, все – как-то задумчиво бормочет тот. И с какой-то досадой тряхнув головой – идите, товарищ лейтенант.
Рассказываю о своей странной поездке друзьям. И оказывается, с посылочками к генералу не я один из лейтенантов ездил. У генералов тоже ведь проблемы бывают. Правда, ни у одного из нашего брата глаз на генеральскую дочку так и не загорелся.
Несмотря на пролетевшие газетные бури и прогремевшие командирские громы, служба шла обычным чередом: мы продолжали работать без выходных и дуреть от каскада бесчисленных совещаний. Сначала – совещание комбатов у комполка с 18–19, потом комбат с ротными кому надо «хвоста начистят», и лишь потом нам, исполнителям, задачи поставят. Глядь, уже и спать пора. Ну а у солдата, как всегда, времени больше всех – вся ночь впереди!
В то время наша часть, как наверно и вся армия страны, занималась не только боевой учебой, но и всевозможными стройками, поэтому вводные типа: «всю ночь кормить, к утру зарезать» сыпались на нас в изобилии. Вводные – вводными, а в 6 утра вставай с петухами, контролируй проведение зарядки, завтрака, умудрись сам перекусить, и будь готов к занятиям. Кстати, конспектик занятия где? Должен быть написан на трех листах. Есть? А почему дата старая? Вчера времени не было? Много разговариваете! И так изо дня в день без выходных. Нагрузка сумасшедшая. Если куцые выходные и случались, то только по принципу: «быстренько-быстренько отдохнем, а потом быстренько-быстренько поработаем». Но то – в воскресенье, не про нас. Воскресенье – день замполита, день всевозможных мероприятий. Отдых у нас должен быть в среду. Должен быть… Но в среду обязательно то стрельбы, то вождение, да и стройку никто не отменял. Если же чудом, договорившись с командиром, ты свободен, то кто там помнит, что у тебя законный выходной, что вообще сегодня среда в этой серой круговерти будней? Лучше с утра урыть в Питер или забуриться куда-нибудь в леса, на рыбалку, чтоб не нашли. По городку идешь, как подпольщик, с полной конспирацией: не дай Бог начальство застукает! Как это так? В то время как наша часть взяла повышенные социалистические обязательства… все работают, а он, видите ли, отдыхает, болтается, «параллельные» брюки надел!
«Параллельными» назывались обычные брюки на выпуск, с ботинками. Ношение их означало вызов устоям. Одно из двух: либо офицер в законном отпуске, тогда что он, дурак, здесь еще болтается; либо это бездельник, праздношатающийся лентяй, демонстративно плюющий на службу с высокой колокольни. А в сапогах – другое дело, он службист и скромный трудяга! Чуть позже, «заматерев» и обтесав лейтенантские «углы», я сделал вывод: безнаказанно плевать на службу с высокой колокольни можно только в сапогах и галифе. Как говорится: «старый воин – мудрый воин».