Кандидат на убийство
Шрифт:
— У меня есть основания так считать. И ты, и Лиза Варганова не последние в списке свидетелей. Конечно, я думаю, что до такой бойни дело не дойдет…
— Спасибо, утешил! Особенно обнадеживает слово «бойня», — взорвался Гордеев.
— Ну извини, это у меня от недосыпа. Старею, наверное. Короче говоря, я советую тебе быть настороже, — предупредил Турецкий.
— Я понял. Ты когда вернешься?
— Надеюсь, что удастся все сделать за сутки. Или даже быстрее.
— Я не смогу тебя встретить.
— Встретят кому надо, не переживай.
Машина подкатила к зданию аэровокзала. Турецкий забрал спортивную сумку с заднего сиденья.
— Дальше меня не провожай. Вылет через полчаса. И погода вроде вполне приличная.
— Счастливо! — Гордеев пожал руку Александра Борисовича, перегнувшись через сиденье.
Он проводил Турецкого взглядом до стеклянных дверей. Понаблюдал за движением людей внутри огромного «аквариума» аэровокзала и тронул машину с места. Следом за ним от стоянки рванула черная иномарка.
Берлин встретил Турецкого нудным зимним дождем и плюсовой температурой. В аэропорту следователя из России встречал представитель Интерпола — сорокалетний немец с говорящей фамилией Штазиманн. Он довольно прилично понимал по-русски, потому что был из восточных немцев.
Штазиманн и Турецкий расположились на заднем сиденье «фольксвагена».
— Герр Линдеманн примет меня? — спросил Александр Борисович, когда машина отъехала от аэропорта.
— Да. Он вас ждет, — кивнул интерполовец.
— Он знает, что меня интересует?
Штазиманн на этот раз лишь кивнул в ответ.
— Я получу всю необходимую информацию? — Турецкого начало злить высокомерное молчание немца.
— Я не могу знать. Это решает сам господин Линдеманн.
Турецкий отвернулся и уставился в окно. Скоро машина въехала в черту города.
— Далеко еще? — спросил Турецкий.
— Нет, не очень. Это в центре.
— Надо бы поскорее решить вопросы. У меня заказан билет на завтрашний самолет. Я должен либо снять заказ, либо выкупить билет.
— Вы снимете, — уверенно сказал немец.
— Почему? — удивился Турецкий.
— Вы гость германских властей. Все русские любят халву.
— Какую халву? — переспросил следователь и тут же до боли сжал кулаки, глядя на ехидно ухмыляющегося немца.
— Я хотел сказать — хальяву…
— Вы хотели сказать — халяву… — тихо произнес Турецкий.
— Именно так, — разулыбался Штазиманн.
Турецкий ничего не ответил. Да и не было никакого смысла спорить с этим фрицем…
Машина проезжала мимо Трептов-парка.
— Иногда мы предпочитаем платить дорогую цену. — Турецкий указал взглядом на огромную статую солдата. — А потом дарить оплаченное побежденным.
Штазиманн мельком взглянул в окно, что-то буркнул себе
«Молодец, Турецкий! Срезал колбасника», — похвалил сам себя следователь и, пряча улыбку, отвернулся к окну.
Тиль Линдеманн, шеф криминальной полиции Берлина, принял гостя из России радушно. Его секретарша подала кофе на маленький столик у окна. Сюда же были доставлены две тонюсенькие оранжевые папки, уголовные дела по двум убийствам.
«Немного они наработали за два месяца!» — с неодобрением подумал Турецкий, разглядывая папки, лежащие на середине стола.
— Это все материалы? — спросил он у Штазиманна, который исполнял на переговорах роль посредника и переводчика.
Линдеманн, выслушав толмача, посмотрел на Турецкого и утвердительно кивнул. А потом произнес еще несколько фраз. Александр Борисович в ожидании перевода не спеша смаковал прекрасный кофе.
— Герр Линдеманн говорит, что такие дела очень сложно раскрыть. Говорит, что убитые были компаньонами и их смерть имеет связь с коммерцией.
— А чем они занимались?
— Импорт в Германию и Австрию русской водки, — перевел ответ полицейского Штазиманн.
Турецкий присвистнул. «Опять водка… Может быть, просто совпадение? Если я поделюсь с немцами своими мыслями, они наверняка скажут: там, где русские, — обязательно водка. Поэтому лучше промолчать».
— Герр Линдеманн говорит, что начала этих убийств нужно искать в России, — продолжал переводчик.
— Это понятно. Но что-нибудь конкретное выяснить удалось? Или расследование не проводилось вообще, в силу национальной принадлежности жертв?
Турецкому показалось, что в глубине белесых глаз шефа берлинской полиции промелькнул гнев, как-будто он понял вопрос без перевода. Но это длилось долю секунды. А затем Линдеманн, доброжелательно и выжидающе улыбаясь, вальяжно вытянулся в кресле и поглядел на Штазиманна.
— Я не буду переводить этот вопрос, — сказал тот. — В нем много эмоций и мало ума. Вы получите вред.
— Первый раз слышу, чтобы переводчик переводил вопросы по собственному выбору, — заметил Турецкий.
— Я не просто переводчик, — сухо возразил Штазиманн, — я есть участник процесса.
— Хорошо, — согласился Турецкий, которому меньше всего хотелось дискутировать с немцами. — Сформулируем иначе. Что удалось узнать берлинской полиции об убийстве?
— Герр Линдеманн говорит, что убийства совершены одним человеком, — переводил ответ Штазиманн. — Из одного и того же ружья. На это есть улики, пули. И еще одинаковые раны…
Штазиманн замялся, не зная, как перевести трудную фразу, и просто показал пальцем на свой глаз.
— Пули попали в глазницу? — Турецкий подался вперед.