Кандидат наук(Повесть, отчасти сатирическая)
Шрифт:
И Филипп Иванович согласился с доводами Николая Петровича.
Прошел месяц. Николай Петрович вернулся из области угрюмым, молчаливым. Он не пошел к Филиппу Ивановичу, а дождался его у себя дома. Закрыл окна и ходил по комнате в полусумраке.
— Плохо дело? — спросил Филипп Иванович.
— Плохо.
— Утвердили решение бюро?
— Утвердили.
— Что еще нового?
— Секретаря обкома переводят в другую область.
— И что же?
— Каблучков остается на неопределенное время.
— Да-а… Вот это да-а… — протянул Филипп Иванович. — А что говорят
Николай Петрович перестал ходить. Он остановился перед Филиппом Ивановичем, засунул руки в карманы пиджака и сказал:
— Езжай в Москву. Надо попасть в ЦК. Во что бы то ни стало попасть. Живи там неделю, две, три! Но попади и отдай письмо. Надо донести мнение рядовых членов партии о положении в сельском хозяйстве… Вечером приходи. Принеси письмо — еще раз подумаем.
Глава тринадцатая
НАСТУПИЛА ОСЕНЬ
На другой день Филипп Иванович получил приказ Карлюка. В приказе говорилось: «Егорова Филиппа Ивановича освободить от работы по причинам, сформулированным решением бюро при исключении из партии».
Филипп Иванович пошел в правление, положил перед Николаем Петровичем приказ и сказал:
— Из партии исключен, с работы снят, что и требовалось доказать. Я свободен — можно ехать в Москву.
Николай Петрович прошелся по кабинету, постучал пальцем по барометру, потом подошел к окну и посмотрел в небо. Густые кучевые облака лезли с юго-запада всклокоченной ватной стеной.
— Видишь? — спросил он у Филиппа Ивановича. — Будет дождь.
Филипп Иванович тоже стал у окна и посмотрел в небо. Они стояли рядом, плечом к плечу. И молчали. Потом Николай Петрович сказал:
— Уборка только началась. Осень, по всем приметам, ожидается дождливая, Что я буду делать без агронома?
— Пришлют, — коротко ответил Филипп Иванович.
— Кого? Девочку со школьной скамьи? Ей еще надо годика два-три, чтобы понатореть — понять, узнать людей, почву, поля. Практика, брат ты мой, великое дело.
— Но я-то тоже был молодым, — возразил Филипп Иванович.
— А что ж, думаешь, не ломал дрова в поле?
— Ломал, конечно. Ошибался до смешного. Но это ничуть не значит, что от молодого агронома надо открещиваться.
— И это правда… Видишь ли, к чему я это все говорю, — обожди-ка ты… недельки две с поездкой в Москву. Может, хоть зерновые кончишь. А? Что ты на это скажешь?
— А это? — спросил Филипп Иванович, указав пальцем на приказ об освобождении от работы.
— А что тебе «это»? Лишен зарплаты — больше ничего. Это тебе не завод и не фабрика.
— Не понимаю, — недоумевал Филипп Иванович. — Есть-то мне и семье что-то надо?
— Обязательно.
— А к чему тут завод или фабрика?
— Очень просто. На заводе приказ об освобождении от работы есть запрещение работать на данном заводе, а не только лишение зарплаты. А в колхозе запретить работать никто не имеет права, кроме общего собрания. Ты колхозник. Зарплаты тебя лишили…
— Значит?
— Значит, надо переходить на трудодни.
— Прицепщиком разве? —
— Зачем прицепщиком?.. Полеводом. Обыкновенным полеводом, на полтора трудодня за день. Решим на общем собрании, и — закон.
Филипп Иванович улыбнулся.
— Так-таки и не хочешь отпускать?
— Пожалуйста, уходи в другой район, агрономствуй, — развел руками Николай Петрович, зная, что Филипп Иванович никуда не уйдет. — Письма будешь мне писать, а я буду отвечать с запозданием. Одному мне будет не до писем.
— А я буду телеграммы слать с оплаченным ответом.
— А я тебе на оплаченные телеграммы — плачевные ответы.
Филипп Иванович вспомнил разговор с Пал Палычем и тряхнул головой.
— Все! Кроме шуток — иду на трудодень. В самом деле, к черту этот приказ! Порвем?
— Порвем, — согласился Николай Петрович.
И Филипп Иванович тут же разодрал бумажку на несколько частей.
Вошел почтальон, положил газеты на стол и вышел. Николай Петрович развернул газету, пробежал глазами и, не выпуская ее из рук, выскочил из-за стола.
— Филипп Иванович! — вскрикнул он.
— А ну? Что?
Оба облокотились на стол и плечом к плечу наклонились над газетой. Оба сразу прочитали одновременно: «На днях состоялся пленум ЦК КПСС. Постановление… принятое седьмого сентября». Потом в комнате было тихо. Долго было тихо. Наконец оба выпрямились, радостно посмотрели друг на друга и крепко пожали руки.
Они согласились на том, что Филипп Иванович задержится с поездкой в Москву «недельки на две». Да и сам он теперь считал, что в его письме еще не все сказано, что надо еще и еще над ним думать, дополнять, исправлять.
…Пришла осень. Давно уже прошли те самые «недельки две». Уборка, хлебосдача, осенний сев, зябь, силосование кормов — все это в колхозе идет одновременно. И все надо успеть сделать вовремя. Помимо того, Филипп Иванович убрал урожай на опытных делянках, заложил опыт с озимой пшеницей по трем видам паров. Он рассчитывал в конце сентября отправиться в Москву. Но… пошли дожди.
Что такое дожди в сентябре для колхоза?
В поле стоит неубранным красно-бурое просо, тоскливо поникая метелками; стоит огромное, в триста гектаров, поле подсолнечника; лежит в земле картофель. И ни к чему нельзя прикоснуться: комбайны не могут даже стронуться с места, а не то чтобы косить; из жидкой грязи не выпашешь картофеля. Ветер ломает просо, и на глазах урожай уходит обратно в землю. Шляпки подсолнечника начинают загнивать, пораженные болезнью — склероцинией. Но токах лежат вороха зерна под открытым небом. С неба — дождь. А из района телефонограммы: «Не обеспечили уборку», «Не выполнили в срок план поставок», «Срываете план хлебозакупок», «Тянете назад весь район» (каждому колхозу), «Будут приняты строгие меры»… И так далее. А хлеб гибнет, не подчиняясь строгим телефонограммам. И душу председателя колхоза уже не тревожат телефонограммы, не оставляют следа бессмысленные в такое ненастье прения на бюро насчет погоды. И не очень-то тревожит ожидание неизбежного «предупредить», или «поставить на вид», или «вынести выговор». Что сделаешь с погодой! Поле — не завод. А небо мутно-серое, тревожно-косматое — остается небом. Из него то через мелкое сито сыплется водяная пыль, то льет и хлещет косыми веревками густой ливень, оставляя пузыри на лужах.