Каникулы Рейчел
Шрифт:
– Это по какой дороге?
Я объяснила ей. Она оживилась:
– О, я знаю, где это. Одна из моих подруг жила там. Потом они продали дом и купили чудесный домик в Киллини, с видом на бухту, с пятью ванными комнатами. Она приглашала знаменитого архитектора из Лондона.
– Вот как? – сухо осведомилась я. – И как его зовут? Я разбираюсь в архитектуре.
Разумеется, я ничего в ней не понимала, но она меня достала, и мне хотелось как-нибудь уязвить ее.
– Как же его звали… – рассеянно пробормотала она, – Джефф или что-то в этом роде…
– Никогда
Она и бровью не повела:
– Значит, ты не так уж понимаешь в архитектуре. Так мне и надо за стервозность! Я усвоила урок.
Еще как усвоила! В другой раз буду вдвое стервознее.
А потом она начала рассказывать про свой дом. У нее был какой-то нездоровый интерес к ванным комнатам.
– У нас образцовый дом, не дом, а картинка! – заявила она. – Хотя никакого архитектора из Лондона мы не приглашали. – У нее в глазах блеснул веселый огонек, она словно звала меня посмеяться вместе с ней.
Я улыбнулась. Мне всегда очень хотелось угодить, даже если я терпеть не могла того, кому угождала.
– Мы живем в Монкстауне, – с гордостью сказала Чаки. – Тебя долго не было в Ирландии, так что ты, может быть, не знаешь, что Монкстаун – очень модное место. Там селятся звезды шоу-бизнеса. Крис де Бург живет в нескольких шагах от нас.
Я содрогнулась:
– Поющие брови? Хорошенькое соседство!
Не могла же она и в самом деле радоваться этому факту!
– Ты, наверно, просто не слышала, как он поет, – объяснила я, – это полный отстой…
Взглянув на ее лицо, я сразу дала задний ход. О боже! Боже мой! Какое неудачное начало! Как мы теперь будем общаться? Я искренне надеялась, что она скоро уберется отсюда.
– А-а… ты давно здесь. Чаки? – спросила я.
– Семь дней. Черт!
А потом она заговорила. По-настоящему заговорила. Я-то думала, моя неудачная реплика о Крисе де Бурге положила конец нашему диалогу, а ничего другого я и не желала. Но она вдруг на моих глазах превратилась в этакую вечную батарейку «Дюрасел». Оказалось, вся эта чушь про мужа и ванные комнаты была только разминкой. Она просто выжидала. А теперь, послушная какому-то лишь ей понятному сигналу, ринулась вперед. На полной скорости, не щадя двигателей. Она безжалостно жала на газ, давила на педаль.
Суть страстного и горького монолога Чаки сводилась к тому, что никому нельзя доверять. Начиная с гинекологов и разносчиков молока и кончая мужьями. Мужьям – особенно. Через несколько минут меня уже мутило от этого потока:
– …я сказала ему, что две пинты молока мне во вторник ни к чему, потому что нас с Дерьмотом не будет весь день… (конфликт с разносчиком молока).
– …И как же я теперь могу позволить ему запускать руку мне под юбку, если больше ему не доверяю?.. (оказалось, что у ее гинеколога роман с одной из ее подруг).
– …У меня до сих пор в голове не укладывается, как он мог поместить меня сюда! Как он мог!.. (опять о Дерьмоте).
– …Я просто содрогаюсь при мысли о том, сколько раз раздевалась в его присутствии… (по-моему.
речь
В какой-то момент мне просто стало дурно, и я совсем запуталась в ее рассуждениях. Мне очень хотелось потерять сознание, и я временами отключалась, но всякий раз, вынырнув на поверхность, обнаруживала, что она все еще говорит.
– …И он приносит мне две пинты сливок! А мы с Дерьмотом пьем только снятое молоко. Надо же заботиться о своем здоровье, правда? (снова разносчик молока).
– …Теперь мне все время кажется, что он смотрит на меня похотливым взглядом… (либо гинеколог, либо Дерьмот. Хотя вряд ли все-таки Дерьмот).
– …Что я такого сделала, чтобы меня упрятать сюда? Как он только мог! (точно, Дерьмот!).
– …А он мне говорит, что он тут ни при чем, что все счета выдает компьютер. А я ему – не разговаривайте со мной таким тоном, молодой человек… (возможно, разносчик молока).
– …Они были на шесть дюймов короче, чем надо. И. естественно, я отказалась Платить… (понятия не имею, о чем это она).
Чаки все говорила и говорила. Я слушала ее, прижавшись спиной к спинке кровати, как будто меня вращали в центрифуге. Интересно, я выглядела так же ужасно, как чувствовала себя? Я только молча кивала, говорить уже не могла. Впрочем, этого и не требовалось: она уже не останавливалась даже для того, чтобы перевести дух.
Может быть, от того, что у меня был долгий и трудный день и я очень устала, – только я вдруг почувствовала, что ненавижу ее. Честное слово, я прекрасно понимала Дермота, который поместил ее в Клойстерс. Будь Чаки моей женой, я бы с удовольствием упрятала ее в какое-нибудь лечебное учреждение. Пожалуй, я бы даже предпочла, чтобы она умерла. Я бы и деньги на киллера не стала тратить. Зачем отказывать в удовольствии себе?
Наконец мне удалось оторвать себя от ее кровати. Я решила все-таки немного поспать. Но мне вовсе не хотелось раздеваться в ее присутствии. Раздеваться перед женщиной – все равно что перед Адамом. Хотя, если вспомнить, что Адамом звали любовника моей сестры Клер, то сравнение выходило неудачное. Между Чаки и Адамом была огромная разница. Я бы с удовольствием пожила в одной комнате с Адамом. У него был рост около восьми футов десяти дюймов. Он был такой красавец, что уписаться можно, и Клер уже обещала мне, что когда она умрет, Адам достанется мне.
Пока я, извиваясь, вползала в мамину ночную рубашку, стараясь, чтобы Чаки не увидела ни одного дюйма моей плоти, она заметила голосом школьной учительницы:
– Да у тебя целлюлит! В твоем возрасте, Рейчел, нельзя оставлять такие вещи без внимания.
Я покраснела, как рак, и забралась на свою узкую кровать.
– Поговори с Дерьмотом. Он тебе все поправит, – сказала она.
– Что? – Я была просто в шоке.
Что она за женщина такая? Предлагает своего мужа другой женщине в качестве средства от целлюлита!