Каникулы с дядюшкой Рафаэлем

Шикула Винцент

Я встретил Юро Ванду и Милана Футко. Они шли кататься на лыжах.

— Пойдём с нами, — позвали они меня.

— Мне что-то не хочется.

— Да у тебя и лыж нету! — воскликнул Милан.

— Я тебе свои покататься дам, — предложил Юро Ванда.

— Нет. Неохота мне.

— Просто на лыжах не умеешь кататься, — ухмыльнулся Милан и оттолкнулся сразу двумя палками.

Не пойти ли мне к Лацо Гельдту? Но мама, уж конечно, будет там меня искать. И я не пошёл к Лацо.

— Винцо, Винцо! —

окликнул меня кто-то.

Оглядываюсь.

— Винцек, ты разве не пойдёшь с нами? — Мне улыбается дядюшка Тауберт с барабаном. — Гм… С чего это ты тут ходишь? Ты именинник сегодня, мы в твою честь играть к вам придём.

— Правда придёте?

— Ну, понятное дело! К каждому Винценту зайдём. И не только к Винцентам, но и ко всем лесорубам. А ты почему надутый какой-то?

— Да нет, я ничего.

— Ну да, я по лицу вижу.

— Озяб немножко, — отвечаю я дядюшке Тауберту.

— Озяб? Разве так холодно? Ты просто плох оделся. Почему ты не надел зимнее пальто?

— Нету.

— Как так?

— Дома оставил.

— Ну вот я и говорю, что плохо оделся. Мы придём к тебе сегодня, сыграем в твою честь.

— А когда? Когда придёте-то? Вечером?

— Вечером. Сегодня славный такой денёк, — говорит дядюшка Тауберт.

— Где там славный! Холодно!

— Это тебе кажется. Зиму через месяц поминай как звали. Ты погляди, воды-то сколько на дороге!

— Дождик идёт.

— Никакого дождика нет. Такое тепло — хорошая примета. Примету знаешь?

— Нет, не знаю.

— На винцентов день воды много — вина будет много.

— А почему?

— Оттепель сегодня.

— Но почему же вина будет много?

— Люди опытные уж знают.

— Но неправда это, наверное.

— Как бы не так! Если на Винцента курица из лужи воды напьётся, значит, в тот год вина много будет… Так ты, значит, не пойдёшь с нами?

— Рудо Кемёнеш вернулся, — еле выговариваю я, потому что у меня в горле стоит какой-то ком.

— Что с тобой?

— Ничего.

— Набедокурил что-нибудь? Признавайся.

— Да нет, ничего.

— Ну так я пошёл.

ГОЛУБЕЙ МНОГО

Я всё ещё бродил по деревне. Мне холодно, хоть и оттепель. Снега ой-ой ещё сколько! А на дороге слякоть. Хоть бы пальто у меня было!

Я нашёл на винограднике сторожку и оттуда давай глядеть на горку, где было полно ребятишек. Они скатывались с бугра на лыжах, на санках. Им-то что, дома их никто не заругает! Может, и побранят, так не побьёт хоть никто.

Анча Фиалова спускалась в деревню по руне. Руна — это такая насыпь из камней между виноградниками. Руны длинные и летом зарастают малиной, но сейчас вся малина под снегом.

Эй, эй! Конечно, это Анча Фиалова. Я сразу узнал её по голосу.

Со

стороны Врбинки послышалось пение. Я подумал, что, должно быть, поёт Мишко Штефанец. Как знать, может, ещё водятся у него этакие голуби зобастые — дутыши? Они обязательно у него быть должны: ведь Мишко Штефанец голубей не убивает и не продаёт. А не зайти ли к нему погреться?

Вот я и пошёл.

Мишко высокий, тощий старик. Зимой и летом он носит короткую кожаную куртку и кожаную фуражку. Взрослые к нему не ходят, а порой и смеются над ним. Детям говорят, что нужно уважать всякого человека, а сами друг дружку высмеивают. Кто его знает, может, они голубям Мишкиным завидуют?

Я остановился у деревянной калитки.

Мишко стоял на лесенке, доставал из кармана зерно и давал клевать его голубям прямо с руки.

— Мишко, можно к тебе зайти поглядеть?

— Что? — И старик обернулся ко мне.

— Мне на голубей поглядеть охота.

— На голубей? Много таких найдётся! Вдруг голубь какой-нибудь пропадёт, а я ищи его потом.

— Почему же он пропадёт?

Мишко — высокий, тощий старик. Зимой и летом он носит короткую кожаную куртку и кожаную фуражку.

— Таких, как ты, я уж не один десяток видывал!

— Мишко, а я у тебя ещё ни одного голубя не взял. Если хочешь, я тебе помогу голубятню почистить.

— Голубятню? И другие чистили, да только почти всякий раз после того у меня голуби пропадали.

— А какие? Какой голубь у тебя пропал?

— Какой? Как же я тебе покажу, раз его у меня нет? Если бы голубки не несли яиц, у меня бы все голуби перевелись.

— Голубки и сейчас несутся?

— Много будешь знать — скоро состаришься!

— Мишко, у тебя был такой белый-белый, он ещё пропал у тебя осенью…

— Правда, пропал такой. И осенью, и зимой мои голуби пропадали… Гу-у, — загукал он, и все голуби слетелись к нему с крыши.

— Мишко, да ты с голубями умеешь разговаривать!

— Что?

Он взял в ладони голубя, который сел ему на плечо, и посадил птицу в голубятню.

— Попробуй скажи им что-нибудь, — принялся я его упрашивать.

— Голубям сказать? С голубями разговаривать не след, их понимать надо. А что озорник, как ты, понимает? Приходит такой сорванец с рогаткой, натянет резинку — и птица лежит у моего порога. Я несу её в сад — закопать, а другой головорез просит продать мне птицу для супа. Годится ли голубя в суп класть? В суп хороша и ворона. Ты уже ел ворону?