Каникулы строгого режима

Кивинов Андрей Владимирович

– Там ведь, Надюш, ничего сложного. Девочка после педучилища справится, а уж с твоим-то опытом!.. За дисциплиной следить, кружок какой-нибудь организовать, самодеятельность там…

– Я-то, Зин, не девочка… Седьмой десяток… А детишки современные, сама знаешь, не сахар…

– Понимаю, Надь, понимаю… Я помогу, если что… Хотя бы одну смену. Выручи, а?..

– Не знаю я… Давай так. Я поищу кого-нибудь. Не найду, тогда уж сама… Хорошо?

– Ой, да конечно!.. – обрадовалась Зинаида Андреевна. – Ты не представляешь, как мне поможешь. Нашим шишкам ведь не докажешь ничего, они команду дали, а дальше дело твое… Вожатых, где хочешь, там и бери. А нормальных людей сейчас днем с огнем…

– Да, Зин… Нормальных мало…

* * *

Разместив новых гостей, майор Проценко поспешил в штаб –

доложить руководству о пополнении. Это была обязательная процедура. Хозяин, или, говоря традиционным языком, начальник, должен был знать, сколько сидельцев прибавилось в зоне, чтобы до утра решить все бытовые вопросы, связанные с их благоустройством.

Хозяина звали Николаем Филипповичем. Фамилия, доставшаяся ему от пращуров, на удивление точно соответствовала выбранному ремеслу – Вышкин. Подполковник внутренней службы. До высокой должности хозяина он дошел честно, с самых прапорских низов. Причем без подленьких интриг, подсиживаний и волосатой руки в верхах. Поэтому Николай Филиппович пользовался у обитателей колонии если не авторитетом, то, по крайней мере, уважением. Это при том, что зона была «черной», осужденные жили здесь по воровским законам, а администрация особого влияния, в отличие от «красных» зон, не имела.

Проживал Вышкин, как и большинство персонала колонии, в небольшом поселке с засекреченным названием Потеряхино-2 и каждый день наматывал на спидометре служебных «Жигулей» сорок верст в оба конца. (Видимо, существовало еще Потеряхино-1, но никто из зэков не знал где и узнавать не собирался.) Жена хозяина трудилась на местной почте, пасынок учился в школе, а старший сын, от первого брака, окончив институт, перебрался к невесте, в Екатеринбург, где пытался наладить мелкооптовый бизнес.

В прошлом году Вышкину стукнуло сорок четыре года. Двадцать три из них были отданы благородному делу – ограждению провинившейся части населения от некоторых благ цивилизации. Осенью, когда исполнится сорок пять, он сможет с чистой совестью выйти на пенсион и тоже перебраться с семьей в Екатеринбург. Найти спокойную работенку в частной охранной структуре и жить без нервотрепки в свое удовольствие. Сын обещал помочь с обустройством. А в Тихомирске – никаких перспектив. На одну пенсию не протянешь, а оставаться в колонии на должности не хотелось. Устал он от забот лагерных, унылого пейзажа и собачьего лая.

Сейчас, за полгода до славного юбилея, самой главной задачей Вышкина было продержаться без чрезвычайных происшествий и катаклизмов в зоне. Чтобы ушлое начальство из управления не уволило сгоряча без пенсиона. У Николая Филипповича до сих пор висело не снятое «неполное служебное». В прошлом году двое заключенных ухитрились удрать из лагеря почти как в фильме «Джентльмены удачи». В цистерне с водой. Один аморальный водитель приплачивал зэкам, чтобы те по-тихому грузили в его водовоз строительные материалы из промзоны – коттедж возводил на огороде. В очередной раз двое свободолюбивых мужичков вместо досок и гвоздей погрузились в цистерну сами. И не просто спрятались, но и воды по пояс закачали. На выезде из зоны машины не досматривают, а просто прикладывают специальный датчик, реагирующий на удары сердца. Наука на страже свободы. Но наука не учла, что вода заглушает удары и датчик при этом безбожно врет… Поймали мужичков через две недели – в Потеряхино-2 прятаться негде, а до Тихомирска они добраться не смогли. Через тайгу идти не рискнули, а единственную трассу местная милиция и внутренние войска перекрыли на совесть. Шмонали не то что каждую машину – даже велосипеды. Но от серьезного взыскания Вышкина это не спасло. А что такое «неполное служебное соответствие»? Почти край. Любая, даже мелкая, провинность – и ты на свободе. Без выходного пособия и пенсии. А пенсию получить хотелось. Даже не из-за денег – деньги там смешные, а из-за принципа. Столько лет проходить в погонах, угробить здоровье – и в итоге остаться без пайки хлеба и миски баланды! Будет очень обидно и несправедливо. (А так – две тысячи рублей, льготный проезд в автобусе. Что еще нужно, чтобы спокойно встретить старость?)

Последний месяц приходилось особенно трудно. Первый зам – по безопасности и оперработе – слег с межпозвоночной грыжей в тихомирской больнице

минимум на полгода. На замполита, вернее, заместителя по кадрам и воспитательной работе, особо полагаться не приходилось. Замполит, он и есть замполит, а пьющий замполит – это вообще трагедия шекспировской пробы. Поэтому вторым лицом в колонии сейчас был Федор Васильевич Гладких – начальник оперативного отдела. Этот тридцатичетырехлетний майор отвечал за оперативную работу в зоне, то есть за раскрытие и предотвращение преступлений. Говоря альтернативным языком, был кумом. В общем, подполковнику Вышкину приходилось крутиться за троих.

Когда помдеж Проценко переступил порог начальственного кабинета, он застал обоих отцов-командиров за игрой в самодельные шахматы. Хозяин вообще неровно дышал ко всякого рода зэковским поделкам – весь его офис был заставлен подобными сувенирами, словно музей примитивного искусства. На стенах висели деревянные резные иконы и картины романтико-любовного содержания, на специальных полочках пылились чеканные портсигары и всевозможные шахматы, шкатулки и блюда. На подоконнике грелись на солнышке расписные фигурки из хлебного мякиша – традиционные тюремные и зоновские игрушки. Венчало экспозицию метровое распятие, вырезанное из дуба. Прямо над страдающим Иисусом висел сохранившийся со времен развитого социализма богохульный лозунг «Наша цель – не наказание, наша цель – исправление». Богохульный, конечно, в связи с распятием. Но Вышкин как материалист-атеист на подобные пустяки внимания не обращал.

Доложив о пополнении, Проценко поставил начальство в известность о прибытии в лагерь Кольцова. Помещение в общую зону осужденных сотрудников органов внутренних дел – случай крайне редкий, для таких «заблудших овец» есть специальные «закрытые санатории» в Нижнем Тагиле и в Печоре. Ничего, кроме головной боли, администрации такие постояльцы не приносят.

– Кто он? Прокурорский или мент? – уточнил Гладких.

– Не знаю, я не вскрывал конверт. – Проценко протянул Вышкину личное дело Кольцова. Тот нацепил очки, взглянул на фотографию, затем вскрыл конверт и бегло просмотрел бумаги.

– Мент… Районное оперативно-сыскное отделение. Из Питера. Так… Что тут в приговоре?.. Драка на почве личных неприязненных отношений, тыры-пыры, нанес удар кулаком в лицо, тыры-пыры, потерпевший скончался от закрытой черепно-мозговой травмы, полученной в результате падения. Потерпевший, кстати, тоже бывший мент, из его же отдела, уволенный из органов по собственному за полгода до случившегося…

– Может, «крышу» не поделили? – предположил кум, который давно уже отвык чему-нибудь удивляться.

– Выясним… Почему его УФСИН [3] к нам отправил, а не в Тагил? Мест, что ли, не было?! Это ж ни в какие приказы не лезет!

Николай Филиппович пролистнул еще несколько страничек.

– Ага, понятно… Он тоже уже уволился… За неделю до драки. И тоже по собственному.

– Скорей всего, задним числом… – скептически хмыкнул Гладких.

– Не исключено. А в УФСИНе особо не разбирались. Формально – гражданский, и будь любезен на общих основаниях… Бардак! А ты теперь, как хочешь, так ему безопасность и обеспечивай! Я вообще удивляюсь, как его на этапе не порвали!

3

УФСИН – Управление федеральной службы исполнения наказаний.

– Могли не знать, что БС.

– Зато теперь знают!..

– Я его пока отдельно посадил, – поспешил доложить Проценко. – Но в карантине персональных хат нет, а в отрядах – и подавно.

– Тьфу ты! – Хозяин порывисто встал из-за стола, зацепив шахматную доску и свалив фигуры. – Не успели по Колыванову отписаться, а тут новый геморрой!..

Беднягу Колыванова закололи заточкой спустя месяц после осуждения. А перед этим сделали из него Элтона Джона. И только потому, что в молодости тот имел неосторожность подать документы в школу милиции, но завалил экзамен по истории. Убили его, разумеется, не из-за скверных знаний истории отечества, а из-за подлых намерений стать ментом. И сокрытия сего постыдного факта от сидящей интеллигенции. Но от интеллигенции ничего сокрыть нельзя…