Каникулы в Лимстоке
Шрифт:
– Вы видели Меган или Агнес?
– Меган должна была уже уехать, я думаю. Нет, я не видела Агнес. Я никого не видела.
– А после этого вы отправились удить рыбу?
– Да, мы пошли вдоль реки. Мы ничего не поймали. Мы редко что-либо ловим, но мальчикам сам процесс рыбной ловли доставляет большое удовольствие. Брайан немного промок. Я переодела его, когда мы вернулись.
– Вы готовите чай по средам?
– Да. В гостиной все бывало готово для мистера Симмингтона. Мне нужно было только заварить чай, когда он приходил. Дети и я пили чай в классной комнате,
– Во сколько вы этим занялись?
– Без десяти пять. Я забрала детей наверх и начала готовить чай. Потом, в пять часов, когда пришел мистер Симмингтон, я спустилась, чтобы заварить чай ему, но он сказал, что будет пить чай с нами, в классной комнате. Мальчики были просто счастливы. Потом мы играли в «Поймай зверя». Сейчас об этом подумать – так просто ужасно, ведь бедная девочка все это время лежала в чулане!
– Этим чуланом обычно кто-нибудь пользовался?
– О нет, его использовали только для того, чтобы складывать всякое тряпье. Шляпы и пальто висят в маленькой гардеробной, справа от входной двери. В тот чулан могли не заглядывать месяцами.
– Понятно. И вы не заметили ничего необычного, ничего ненормального, совсем ничего, когда вернулись?
Голубые глаза широко распахнулись.
– О нет, инспектор, совершенно ничего! Все было так, как обычно. Это как раз самое ужасное!
– А неделей раньше?
– Вы имеете в виду день, когда миссис Симмингтон…
– Да.
– О, это было ужасно… ужасно!
– Да-да, я понимаю. Тогда вы тоже днем выходили?
– О да, я всегда вывожу детей днем на прогулку – если погода достаточно хорошая. Утром мы делаем уроки. Мы в тот день ходили на вересковую пустошь, я помню… довольно далеко. Я испугалась тогда, что вернулась слишком поздно, потому что, когда я проходила через калитку, я увидела мистера Симмингтона, идущего из конторы, – на другой стороне улицы, а я ведь еще не поставила чайник, но было только без десяти пять…
– Вы не поднялись к миссис Симмингтон?
– О нет. Я никогда этого не делала. Она обычно отдыхала после обеда. У нее были частые приступы невралгии, и, как правило, они начинались после еды. Доктор Гриффитс прописал ей какие-то порошки. Она обычно ложилась и пыталась заснуть.
Нэш небрежно спросил:
– Значит, никто не приносил ей почту?
– Дневную почту? Нет, я заглядывала в почтовый ящик и складывала письма на столик в холле, когда возвращалась. Но частенько миссис Симмингтон спускалась и забирала их сама. Она же не спала весь день. Она обычно просыпалась к четырем.
– Вас не обеспокоило, что в тот день она не проснулась к этому времени?
– О нет, я ни о чем таком и не подумала. Мистер Симмингтон как раз вешал свое пальто в холле, и я сказала: «Чай еще не совсем готов, но чайник уже закипает», и он кивнул и позвал: «Мона, Мона!» А поскольку миссис Симмингтон не ответила, он поднялся в ее спальню, и это, должно быть, было для него ужасным потрясением. Он позвал меня, и я прибежала, и он сказал: «Уведите детей», а потом позвонил доктору Гриффитсу, и мы все забыли про чайник, и у него прогорело
Нэш резко спросил:
– Мисс Холланд, каково ваше мнение о том письме, что она получила?
Элси Холланд вспыхнула:
– О, я думаю, это безнравственно… безнравственно!
– Я не это имел в виду. Как вы думаете, это правда?
Элси Холланд твердо заявила:
– Нет, разумеется, я так не думаю. Миссис Симмингтон была очень чувствительна… по-настоящему чувствительна. Она все принимала близко к сердцу. И она была очень… ну, щепетильна. – Элси порозовела. – Что-либо в таком роде – грязное, я имею в виду, – могло довести ее до сильного потрясения.
Нэш помолчал немного, потом спросил:
– А вы не получали таких писем, мисс Холланд?
– Нет. Нет, я не получала.
– Вы уверены? Пожалуйста, – он поднял руку, – не спешите с ответом. Не слишком-то приятно получать такое, я понимаю. И иногда люди не хотят в этом признаваться. Но в данном случае очень важно, чтобы мы узнали. Мы прекрасно осведомлены, что все, что утверждается в этих письмах, – лишь наглая ложь, так что ни к чему смущаться.
– Но я их не получала, лейтенант. Действительно не получала! Ничего в этом роде!
Она негодовала, почти плакала, и ее запирательство выглядело совершенно искренним.
Когда она вернулась к детям, Нэш встал у окна, глядя наружу.
– Ну, – сказал он, – вот так дела! Она говорит, что не получала таких писем. И так говорит, словно это правда.
– Конечно. Я уверен, что она не врет.
– Хм-м, – протянул Нэш. – В таком случае я хотел бы знать, почему этот черт ее не зацепил?
Я уставился на него, и он продолжил нетерпеливо:
– Она ведь хорошенькая девушка, не так ли?
– Гораздо больше, чем просто хорошенькая.
– Вот именно. В сущности говоря, она необыкновенно хороша. И она молода. Лакомый кусочек для сочинителя анонимок. Тогда почему ее пропустили?
Я покачал головой.
– Это интересно, знаете ли. Я должен сообщить об этом Грэйвсу. Он ведь спрашивал, не знаем ли мы кого-то, кто совершенно точно не получал таких писем.
– Она вторая, – сказал я. – Вспомните, есть еще Эмили Бэртон.
Нэш издал короткий смешок.
– Вы не должны верить всему, что вам говорят, мистер Бартон. Мисс Бэртон одно-то наверняка получила… да и побольше, чем одно.
– Откуда вы знаете?
– Эта преданная драконша, у которой мисс Бэртон теперь квартирует, рассказала мне, – прежняя прислуга, или повариха, Флоренс Элфорд. Весьма негодует по этому поводу. Жаждет крови «писателя».
– Почему же мисс Эмили говорила, что она их не получала?
– Робость. Язык этих писем не слишком хорош. Маленькая мисс Бэртон всегда жила, сторонясь всего грубого и неотшлифованного.
– И о чем же говорилось в этих письмах?
– Как обычно. В случае мисс Бэртон это особенно нелепо. И между прочим, там намеки на то, что она отравила свою старую матушку и большинство сестер!