Каникулы в Лимстоке
Шрифт:
Почему ребенок ощутил это? Почему? Почему?
Может быть, потому, что она боялась какой-то ответственности?
Меган? Невозможно. Меган не может иметь никакого отношения к тем письмам – к тем грязным, непристойным письмам.
Оуэн Гриффитс знал случай на севере – школьница…
Что говорил инспектор Грэйвс?
Что-то насчет инфантильного сознания…
Невинные леди средних лет на операционных столах бормочут слова,
Нет-нет, только не Меган.
Наследственность? Дурная кровь? Бессознательное проявление какой-то фамильной ненормальности? Ее несчастье, но не вина; проклятие, наложенное на нее предыдущим поколением?
«Я не гожусь вам в жены. Я умею ненавидеть, а не любить».
О, моя Меган, мое маленькое дитя. Только не это! Что угодно, кроме этого. Да еще эта старая дева… она подозрительна. Она сказала – у девочки есть смелость. Смелость совершить… что?
Это была всего лишь мозговая горячка. Она прошла. Но я хотел видеть Меган. Я ужасно хотел ее видеть.
В половине десятого этим вечером я вышел из дома и пошел в городок – прямиком к дому Симмингтона.
Именно тогда новая мысль полностью завладела моим сознанием. Мысль о женщине, которую никто ни на мгновение не принял во внимание. (Или Нэш учитывал и ее?)
До дикости неправдоподобно, до дикости невероятно, и до сегодняшнего дня я бы тоже сказал – невозможно. Но это не так. Нельзя сказать – невозможно.
Я прибавил шаг. Потому что стало просто необходимо увидеть Меган немедленно.
Я вошел в калитку Симмингтонов и приблизился к дому. Ночь была темной, небо затянули облака. Начал накрапывать дождик. Ничего не было видно вокруг.
Я заметил полоску света в одном из окон. Маленькая гостиная?
Поколебавшись мгновение-другое, я, вместо того чтобы подойти к парадной двери, повернул и очень тихо подкрался к окну, скрывшись за большим кустом и пригнувшись.
Свет пробивался сквозь неплотно задернутые портьеры. Нетрудно было заглянуть внутрь через щель.
Сцена была удивительно мирной и домашней. Симмингтон в большом кресле; Элси Холланд, склонившая голову, трудолюбиво латающая разорванную мальчишечью рубашку.
Мне было так же хорошо слышно, как и видно, поскольку верхняя часть окна была открыта.
Элси Холланд говорила:
– Я действительно думаю, мистер Симмингтон, что мальчики достаточно большие для школы с пансионом. Но мне ненавистна даже мысль, чтобы расстаться с ними. Я так люблю их обоих.
Симмингтон сказал:
– Я думаю, относительно Брайана вы, возможно, и правы, мисс Холланд. Я решил, что в следующем семестре он начнет учиться в Уинхэйзе – это моя старая приготовительная школа. Но Колин еще слишком мал. С ним я бы предпочел подождать до будущего
– Да, конечно, я понимаю, что вы имеете в виду. И Колин, возможно, несколько отстает…
Такой домашний разговор… такая домашняя сцена… и золотая головка, склонившаяся над шитьем.
Открылась дверь, и вошла Меган.
Она очень прямо стояла в дверном проеме, и я мгновенно осознал, что она как-то напряжена и взвинчена. Кожа на ее лице была сухой и натянутой, а глаза сверкали решимостью. Этим вечером в ней не было ни робости, ни детства.
Она заговорила, обращаясь к Симмингтону, но никак его не называя (и я вдруг сообразил, что никогда не слышал, чтобы она как-то его называла. Был ли он для нее отцом, или Диком, или кем-то еще?):
– Я бы хотела поговорить с вами, пожалуйста. Наедине.
Симмингтон выглядел удивленным и, как я себе представил, не слишком-то обрадовался. Он нахмурился, но Меган стояла на своем с необычной для нее решимостью.
Она повернулась к Элси Холланд и сказала:
– Вы не против, Элси?
– О, конечно! – Элси Холланд вскочила. Она выглядела испуганной и немного взволнованной.
Она направилась к двери, и Меган отодвинулась, когда Элси проходила мимо нее. На мгновение Элси остановилась в дверях, оглядываясь через плечо. Ее губы были сжаты, она замерла, вскинув одну руку, а другой прижимая к себе шитье.
Я задержал дыхание, внезапно ошеломленный ее красотой.
Теперь, когда я вспоминаю ее, я часто вижу ее именно такой – замершей мгновенно, в несравненном, бессмертном совершенстве, вызывающем мысли об античной Греции.
Затем она вышла, закрыв дверь.
Симмингтон спросил весьма раздраженно:
– Ну, Меган, в чем дело? Чего ты хочешь?
Меган подошла вплотную к столу. Она стояла там, глядя на Симмингтона. Я снова был поражен решительным выражением ее лица и еще чем-то в ней… совершенно новым для меня.
Затем ее губы раскрылись и произнесли нечто, пробравшее меня до мозга костей.
– Мне нужны деньги, – сказала она.
Эта просьба отнюдь не улучшила настроения Симмингтона. Он резко сказал:
– Неужели ты не могла подождать до утра? В чем дело, ты думаешь, тебе слишком мало выдают на расходы?
«Прекрасный человек, – подумал я даже тогда, – готовый выслушать разумные доводы, хотя и не откликающийся на эмоциональные взрывы».
Меган сказала:
– Я хочу много денег.
Симмингтон выпрямился в кресле. Он холодно сказал:
– Через несколько месяцев ты станешь совершеннолетней. Тогда те деньги, которые завещала тебе бабушка, будут тебе выданы опекуном.
Меган сказала:
– Вы не понимаете. Я хочу получить деньги от вас. – Она продолжала, говоря все быстрее: – Никто мне не рассказывал слишком много о моем отце. Просто не хотели, чтобы я знала о нем. Но я знаю, что он попал в тюрьму, и знаю почему. За шантаж!
Она помолчала.