Каникулы в стране сказок
Шрифт:
— Не слыхал о таком, — по-честному признался солнечный мальчик, — впрочем, я о многом, о премногом еще ничегошеньки не знаю. Правда, папа кое о чем рассказал мне, но… для такого большого мира этого так мало! Буду учиться, — пообещал он. — А ты, Стрелка, хочешь учиться?
— Еще бы! — Мики даже облизнулся. — Я страсть как люблю слушать рассказы! Нам бы в школу с тобой поступить! Там все время рассказывают!
— Хорошо! — рассмеялся Сани.
— Тс-с! — напомнил Мики. — В этом городе не смеются!
— Почему?! — рассердился мальчик. — А если я хочу смеяться?
— Повесят. Приказ императора.
Сани хотел пуститься в дальнейшие расспросы об империи и императоре, но Стрелка прервал его.
— Мы дома! Входи! — сказал он, гостеприимно распахивая картонную дверь бумажной хижины.
Сани вошел. Огляделся. Жилье Мики состояло всего лишь из одной комнаты. Здесь не было ни стола, ни стульев, ни кровати — что называется, шаром покати. И все-таки комнатка выглядела нарядной. В чем дело?
— A-а, вот в чем! — рассмеялся малыш, разгадав загадку. Стены! Все дело в них! Сверху донизу они были разрисованы нотными линейками. На каждой линейке весело помахивали черными хвостиками веселые нотные знаки.
— Откуда это? — спросил Сани гостеприимного хозяина.
Стрелка лукаво усмехнулся:
— Подарок придворного композитора. Он пишет и издает ежедневно двадцать одну песню. Сам подумай, куда ему девать свою продукцию? Вот он и одаривает каждого жителя империи своими песнями, прославляющими Кусак и их императора. Ну а мы находим им достойное применение… А крыша? Сани, тебе нравится крыша? Она сооружена из контурных географических карт империи Хру-Хру. Лежи себе и изучай границы кусачьего царства!
— Здорово придумано! — искренне восхитился Сани.
— Если уж честно говорить, — разважничался Мики, — мой дом по красоте не уступит императорскому дворцу, хотя тот и сделан из квадратиков сыра. В одном я проигрываю: живу на окраине. Грязно и темно. На целую улицу горит всего лишь один светлячок, не то что на императорской площади!
— Мики, а почему в твоей комнате нет света?
Стрелка нахмурился:
— Мне светлячки не по карману! А гнилушку вчера сборщик податей отобрал в счет неуплаты налога за хвост.
— Это еще что за налог?
— В империи великого Кус-Куса со всех, у кого есть хвост, берется налог «за хвост».
— Хорошо, что у меня нет хвоста, — улыбнулся Сани, — а то бы…
— Ха, нашел чему радоваться! Наш император мудр, как сто королей! — Мышонок сморщил носик в усмешке. — Потому что с тех, у кого нет хвостов, взимается «бесхвостый налог»…
— Но это же несправедливо! — возмутился солнечный человечек. — И как вы это терпите?!
Глаза Сани полыхнули таким гневом, что ближняя стена задымилась, и Стрелка, недолго думая, выплеснул на нее ушат воды. Взметнувшийся было язычок пламени погас. Но там, где недавно красовался «Гимн Кусак», появилась внушительных размеров дыра.
— Не беда, заклеим! — успокоил хозяин своего гостя.
— И немедля! — согласился Сани.
Мальчик отыскал в дальнем углу подходящий рулончик бумаги. На одной стороне ее была нарисована уродливая двухголовая крыса. Сани поморщился, но, так как бумага по качеству была превосходной, приладил ее к прожженной стене.
— Вот и починили
Стрелка глянул и упал в обморок.
— Кус-Кус, — пискнул он, закатывая глаза.
— Мики, что с тобой? — недоумевал Сани.
— Кус-Кус, — повторил Стрелка, — мы погибли!
И как бы в подтверждение этих слов за стенками дома раздались грозные крики и топот сотен ног.
— Смерть нечестивцу, дерзнувшему оскорбить нашего светлейшего императора!
Шесть здоровенных полицейских крыс Кусак ввалились в комнату. В их маленьких красных глазках горела такая лютая злоба, что даже солнечному мальчику стало не по себе. Еще бы — оскаленные крысиные пасти, клыки, не уступающие в остроте и крепости сабельным стальным клинкам. Стрелка, не дожидаясь полицейских указаний, покорно пискнул: «Кирихаро!» Это в переводе на наш язык означало: «Я готов умереть, прокусив себе живот».
Кусаки что-то одобрительно проворчали.
Сани-бой понял, что от полицейских добра ждать не приходится, и приготовился к драке. Он снял с рук жарозащитные рукавички, изготовленные малышу папой Саней, и схватил двух непрошеных гостей за шиворот. А поскольку мальчик был рассержен всерьез, а не на шутку, в комнате тотчас же запахло паленой шерстью и подгоревшим салом.
Перепуганные насмерть Кусаки бросились бежать. Через секунду отряд не меньше чем в двести хвостов оказался на императорской площади. Кусаки удирали, не смея оглянуться.
Мики приоткрыл один глаз и снова зажмурился. Открыл второй, поморгал им и снова закрыл.
— Сани, они ушли?
— Удрали и вряд ли вернутся!
Тут Мики открыл оба глаза и пошел отплясывать вприсядку.
— Удрали! У-у-дра-а-ли-и! — напевал он, подскакивая, как мячик, вверх и вниз. Вон он выскочил на улицу и закричал во всю силу: — Удра-ли! У-у-дра-а-ли-и!.. Ха-ха-ха, они удра-ли!.. Глядите, друзья, во дворце императора переполох! Они зажгли огни Большого совета. Кусаки будут придумывать нам казнь. Но мы еще живы и будем жить! Наша победа сияет в один миллион совиных глаз! [1]
1
Один совиный глаз равен 100 000 светлячков.
Из соседних домиков высыпали молодые и старые мыши и боязливо оглядывались. Но, узнав о позорном бегстве Кусак, начинали ликовать и веселиться. Как всегда в подобных случаях, нашелся свой, пока еще никем не признанный поэт, который, взобравшись на старую бочку, прочитал стихи-экспромт:
Сани-бой, Сани-бой, Ты — любимый наш герой! Поднимайте славы флаг, Победили мы Кусак!Отыскался самодеятельный композитор, играющий на губной гармошке. Он сочинил музыку. Стихи стали песней. Музыканты сбегали за своими инструментами, и громкая песня захлестнула империю Хру-Хру. Пели и плясали до тех пор, пока не забыли о причине веселья, о том, по какому поводу оно началось… Зато об этом не забыли Кусаки и их двухголовый император.