Канны для ванны
Шрифт:
– Не, до конца света – это долго. Мы фильм раньше должны отснять, нам еще Канны выигрывать. Блин, кто из нас режиссер? Я тут главный, так что давай включай камеру и пошли к нему.
– Здесь все равно снимать нельзя.
– Че это нельзя?
– Без разрешения нельзя.
– Да блин, вы все сговорились, что ли? Давай купим по-быстрому тарелку, расфигачим и снимем его на улице.
– Давай, только без саниной подписи тарелочка недействительна будет.
– Как это недействительна?
– Так.
– Бред какой-то.
Пока мы спорили с Марком, великан уже выбрал кукурузу, встал, махнув гривой, и направился к кассам. Я упустил его из виду.
– Где он? Блин, это все ты!
– Да куда он денется? К кассе по-любому пойдет. Как вообще можно потерять двухметрового амбала? Это же тебе не морская свинка.
– Иди ты.
Я стоял у кассы и смотрел на великана. Черт, настоящий Шакил О’Нил, только белый. Он вытащил из футляра очки и напялил на свою огромную голову. Ну точно, видит фигово. Привет, кэп, типа.
Как только он расплатился, я бросился к нему.
– Здрасте!
Черт, я реально ему в пупок дышу, ну, чуть повыше.
– Здрасте…
Он вытаращил на меня глаза, будто я был зеленый марсианин в фиолетовых лосинах.
– Мы снимаем кино и хотели бы задать вам на камеру несколько вопросов.
– Какое кино?
– У него нет еще названия, но оно про апокалипсис.
– Никакого кино, никакого апокалипсиса, никаких вопросов! – прогремел великан. – Не трогайте меня!
Он закрыл лицо ладонью, присел и, втянув голову в плечи, побежал в полуприсяде к выходу. Ей богу, у него были километровые шаги. Выглядело это смешно, но засмеяться я не успел, я рванул за ним – да где там. Великан учесал от меня, как «феррари» от «запорожца».
– Блин! – пожаловался я Марку.
– Тарелочка, – разъяснил он.
– Да иди ты!
– Угу, вместе пошли. Саня уже на месте. Эсэмэснул.
Новиков ждал нас на месте с огромной алюминиевой кастрюлей.
– Это че? – удивился я.
– Вы же сами просили.
– Мы просили тебя тарелочку принести.
– Тарелки все грязные были. Раковина под завязку.
– Ну и на фига нам кастрюля?
– А тарелка на фига? Есть че-то будем? Или реквизит?
– Угу, реквизит. Блин, че так трудно-то все?
– Тарелку разбить надо, – разъяснил Сане Марк. – Чтобы кино понтовое вышло.
– А-а-а. А вы че тарелку не взяли?
– Я не знал.
– А я не знал, что вы не знаете.
– Вот и не фиг было говорить. Давно бы уже снимали.
– Длинного уже сняли!
– Какого длинного? Вы че тут, уже наснимали че-то без меня? Вот уроды, тоже мне товарищи!
– Ниче мы не снимали, давайте уже разобьем эту чертову тарелку. Кастрюля покатит?
– Да фиг знает! – пожал плечами Марк.
– Ее ж все равно
– Конечно, не разобьешь! Она алюминиевая, – подтвердил Новиков. – Меня самого потом разобьют за эту кастрюлю. Ее батя мамке на восьмое марта подарил.
Больше я не мог слушать этот бред. Я развернулся и поперся в магазин.
– Дайте тарелку! – говорю розовощекой продавщице.
– Вам глубокую или неглубокую?
– Без разницы. Давайте неглубокую.
– Неглубоких нет. Только глубокие осталось.
– А это что?
– Это на витрине. С витрины не отдам. Она поколотая.
Нет, ну что за долбаный штамп? Это же не из кино продавщица. Почему она спрашивает и отвечает, как все продавщицы и официантки в кино?
– Давайте поколотую!
– Я вам поколотую продам, а вы потом жаловаться придете!
– Ниче я не приду! Мне все равно разбить надо будет.
– Да? – обрадовалась продавщица. – Сто рублей.
– За поколотую?
– А вам какая разница?
– Держите.
Она протянула неглубокую тарелку с позолоченной каймой. Свершилось, блин!
– Может, еще пиалу возьмете?
– Зачем?
– Она тоже поколота. Вам все равно бить.
– Нет, спасибо. Пиал мне не надо.
И ушел.
Товарищи стояли у входа. Новиков играл в тетрис на телефоне. Марк разглядывал в объектив свою руку.
– Тарелочка! – решил порадовать я их.
– Бей давай!
– Надо сначала написать название фильма и расписаться всем.
– Пиндец ты занудливый, Марк. Чем писать? Кровью, что ли?
– Зачем, у меня маркер есть.
И вытащил из толстовки маркер.
– Нормально! Маркер ты притащил, а тарелку взять тяжело было?
– Маркер я всегда с собой таскаю ваще-то. Че писать?
– Пиши «2112».
– Есть же уже «2012».
– Так там про год, а у нас про число и месяц.
– Есть еще и «Луна 2112».
– Ну е-мое. Тогда «Человек кусает локти».
– «Человек кусает локти»?
– Ну да. Че тебе не нравится?
– Да нет, нормальное название. Но при чем тут апокалипсис?
– При том. Че ему еще делать? Он живет и кусает локти, зная, что ему скоро трындец.
– А по-моему, я уже слышал такое название, – вмешался Новиков. – Точняк, ты же рассказывал, что смотрел «Человек кусает собаку». Фиг ли все названия переть? Надо че-то свое.
– Это называется не переть, а постмодернизм. Типа берешь то, что уже все знают, и выстебываешь.
– А на фига нам выстебывать, если у нас серьезное кино?
– Так че писать?
– Может, «Всем хана»? – предложил Саня.
– Жуть, – возразил я. – С таким названием нам ни одной премии не дадут.
– Короче, так до утра можно перебирать! – вмешался Марк, поправляя капюшон. – Пишу «То, что нас ждет».