Канонир Кейд
Шрифт:
– Не пристрелит, успокойся,- рассеянно ответил Кейд, сосредоточившись на обратной дороге к городу.
Какое бы объяснение он сейчас ни дал, вряд ли этот мелкий уголовник способен воспринять адекватно тот сложный комплекс чувств, который доступен лишь посвященным. В сознании братьев образ отца бомбардира отождествлялся не с личностью, а с некой высшей силой, которая незримо присутствовала в душе каждого воина, наполняя ее доблестью и смирением. Кое-что можно было, конечно, передать словами, но в основном восприятие главы Ордена происходило на
– Дело в том,- начал канонир, стараясь выразить свои мысли предельно доступно для понимания,- что все воины Ордена считаются братьями между собой. Братьями по духу, по оружию, по цели в жизни. А отец бомбардир - он нам всем как бы родной отец. Понимаешь? Хранитель Власти может перевести нас в другой Соборный Дом, послать служить другому Звездоносному, но приказы его не имеют силы, пока не будут скреплены личной печатью отца, вырезанной на конце рукояти его личного оружия. Этой же рукоятью он касается каждого оружия, вручаемого брату Ордена при посвящении в воины. Если бы он этого не делал, мы не смогли бы чувствовать себя полноправными братьями. Память об этом прикосновении делает наши руки в битве твердыми, глаза зоркими, реакцию быстрой...
Кейд умолк. Было еще много всего, но он твердо знал, что никогда не расскажет об этом постороннему. Посвященные и так все понимали без слов, а остальным это знание ни к чему. В жизни каждого воина бывали минуты, о которых стыдно вспоминать. Когда дрожат колени, липкий пот струится по коже и отвратительное чувство страха сковывает движения, ты вспоминаешь о Нем и видишь мысленным взором, как заволакивается тенью печали Его высокое чело... И тогда ты отбрасываешь страх и сомнения, перестаешь дрожать, по членам разливается тепло, и ты с ликованием бежишь в атаку, больше не замечая огня противника, полный решимости подобающе исполнить свой долг.
– Ну и чем же нам поможет твой несравненный папаша?
– иронически усмехаясь, начал Фледвик, но внезапно поперхнулся под яростным взглядом канонира.
– Молчать, недостойный вор! Я не потерплю неуважительности к святым для каждого воина предметам!
– Умоляю простить мою оплошность,- поспешно склонил голову мошенник и после паузы осторожно поинтересовался: - Будет ли мне позволено высказаться, благородный сэр?
– Говори. Но соблюдай приличия!
– Со смирением принимаю ваш гнев, доблестный канонир,- заговорил Фледвик.
Смирения в его тоне Кейд не услышал, но великодушно не стал заострять на этом внимание, посчитав, что тот и так достаточно наказан. Да и где ему понять, что теперь, когда решение принято, все неприятности остались позади. Отец бомбардир одним мановением руки очистит своего возлюбленного сынаот нелепых обвинений, и все пойдет по-прежнему, как было раньше.
– Хотелось бы, однако, узнать,- ворвался вдруг в сознание гнусавый голос бывшего служителя Клина,- где проживает достопочтенный гроссмейстер Ордена?
Ну, на этот вопрос он мог ответить без затруднений.
– "Близ Пещер Вашингтонских, на южном берегу реки Потомак, в гигантском гроте, что вовсе не грот, обитает Отец наш, и место это зовется Александрия".
– Высади меня немедленно!
– завопил Фледвик.- Лучше я буду иметь дело с сотней стражников, чем суну нос в Вашингтонские Пещеры! Останови машину, говорю!
– Заткнись!
– рявкнул канонир.- И не стыдно тебе? Образованный человек, а веришь в дурацкие сказки невежественных простолюдинов! Ты же был наставником Клина, если не ошибаюсь?
Экс-наставник еще раз содрогнулся и затих, с ужасом поглядывая на невозмутимого соседа. Наконец он пробормотал сквозь зубы:
– Можешь говорить что хочешь, но меня не обманешь! Да ты и сам знаешь, как опасны те места. И не забывай, пожалуйста, что я тоже родился "невежественным простолюдином". Просто ты меня так ошарашил, что я не сдержался. Сразу пришло на ум детство, когда мать говорила: "Будешь себя плохо вести, отведу в Пещеры и брошу!" До сих пор оторопь охватывает, как вспомню ее слова. Бр-р-р...- Он встряхнулся всем телом.- А сколько страшилок про них было! Разве такое забудешь?
– Во-первых, в Пещеры ты пойдешь со мной.
– Ну да!
– Фледвик закрыл глаза и начал декламировать вслух:
Бидва-Девка заревет, Изрыгая дым и пламя, Руки-ноги оторвет Раскаленными клыками. Бидвупятка налетит И горохом угостит. Как пригоршней сыпанет, Все живое враз побьет. А огромные Бипятки Всех калечат без оглядки. Люди плачут и кричат - Только косточки хрустят.
А еще моя мамочка говорила, что в Пещерах, куда она обещала меня отвести, если я не буду хорошим мальчиком, ждет самое жуткое. "Из кромешной тьмы появится страшный Битришест и станет гоняться за тобой из Пещеры в Пещеру, свирепо завывая диким голосом.
Рык его - смерть, дыхание его - яд. На кого Битришест дохнет, тот погибнет ужасной гибелью: кости его засветятся, а тело будет сжигать вечный огонь".- Фледвика снова передернуло, и он добавил умирающим голосом: - Вот же старая стерва! Надо было как следует пнуть ее в брюхо, когда она заводила эти песни.- По лбу и щекам мошенника обильно струился пот.- Нет, я человек просвещенный, как вы правильно заметили, бесстрашный, сэр, но и вы не станете отрицать, что есть все-таки в этих Пещерах нечто!
– Готов признать, что Пещеры - не самое безопасное место на свете,пожал плечами Кейд,- но мы ведь не собираемся там ночевать.
Честно признаться, детские воспоминания сообщника порядком шокировали канонира. Не в этом ли крылась причина дремучей суеверности подавляющей массы обывателей? Сам он сильно сомневался, что в Пещерах их подстерегает реальная опасность, к страшилкам же относился как подобает здравомыслящему воину, воспитанному на ясных и логически безупречных догмах Учения Клина.