Кантор идет по следу
Шрифт:
– Знаете, где расположена Араньхедъ? – спросил Шатори у вошедшего в кабинет шофера.
– Так точно, в Обуде.
– Гоните как можно быстрее к башне Погани.
Шатори быстро спустился к машине, в которой уже сидели Калди и старшина Чупати с собакой. Чупати слушал незнакомые ему названия улиц и с сожалением вспоминал старую погранзаставу, где ему прекрасно была знакома каждая тропка, каждый ручеек.
Машина помчалась по набережной Дуная и, миновав кладбище, свернула к горе Араньхедь.
По обе стороны улицы, ведущей к
Неожиданно из зарослей бурьяна показалась фигура полицейского, который жестом руки остановил машину.
– Окружайте башню! – высунувшись из окна машины, приказал полицейскому капитан Шатори.
Дежурная полицейская машина остановилась перед входом в башню. Первым в здание капитан впустил Кантора.
Узкая винтовая лестница вела наверх. Слева от нее находилась дверь, ведущая в похожее на тюремную камеру помещение. У стены стояли два ящика с пустыми пивными бутылками. Напротив двери – деревянный топчан, покрытый суконным одеялом. Посреди комнаты – простой стол из неструганых досок и два табурета.
Пока капитан осматривал нижний этаж, старшина с Кантором поднялись на второй этаж, где тоже оказалась дверь. Чупати толкнул ее плечом, но дверь была заперта.
– Откройте! – крикнул старшина, стукнув в дверь кулаком.
Услышав стук в дверь, на второй этаж поднялся капитан Шатори. Вытащив из кармана набор отмычек, он попытался открыть дверь, но это не удалось, так как в замочной скважине изнутри торчал ключ.
Старшина снова забарабанил в дверь.
– Полиция! Откройте! – крикнул Шатори. – Именем закона – откройте!
За дверью сначала послышалось сопение, потом шорох, затем дверь открылась, и на пороге показался бородатый мужчина в ночной сорочке до пят. Он кулаками протирал заспанные глаза.
– Что вам нужно?
– Полиция, – строго сказал Чупати. – Впустите нас.
– Сейчас, я только оденусь.
– Это не имеет значения, – заметил Шатори. – Вы Виктор Аланд?
– Да.
– Кто живет в этом здании кроме вас?
– Никто… вернее… На нижнем этаже живет мой приятель.
– Его фамилия?
– Геза Хиртеленди.
– Вы здесь прописаны?
– Да.
– А помимо вас?
Аланд явно медлил.
– Почему молчите?! – Шатори сверлил взглядом бородатого мужчину.
– Видите ли, Геза – мой приятель… Он иногда здесь ночует.
– Он здесь прописан?
– Нет…
– А вам разве не известно, что любое лицо, находящееся в здании более двадцати четырех часов, подлежит временной прописке?
– Известно… но я не думал, что… Он ведь здесь не всегда ночует. Этот Доктор…
– Что за Доктор?
– Это друг Гезы по фамилии Йоцо Гажо.
– А где в данный момент находится сам Хиртеленди?
– Не знаю. В полдень, когда я вернулся домой, он был еще здесь с ребятами.
– С
– С ребятами… нашими общими знакомыми…
– Назовите их по именам и фамилиям! – приказал Шатори.
– Я видел только Лаци Шо… Видите ли, я работаю по двенадцать часов подряд на насосной станции в Дунакеси: с десяти вечера до десяти утра. Сегодня, например, снова в ночь заступаю.
– А как зовут остальных?
– Я к ним не заходил – меня позвал Патер…
– Кто этот Патер?
– Да тот же Хиртеленди.
– И что он вам сказал?
– Чтобы я им не мешал. Но по голосам я вроде бы узнал учителя Лади, еще маленького Микулку Ушастика, но это уже не точно.
– Одевайтесь.
«Так вот как выглядит этот теолог Аланд, который завтра вечером должен читать доклад „Построение молекул“! – подумал Шатори.
– Пока я разговариваю с этим типом, – шепнул капитан старшине, – ты с Кантором хорошенько обыщите местность вокруг.
Заброшенная башня и ее окрестности с запущенным садом были прекрасным местом для укрытия преступников.
Шатори с большим интересом выслушал Аланда, хотя тот говорил монотонно и тихо. Капитан даже поверил, что теолог и на самом деле не знает, когда и куда удалились его друзья. Шатори поразило то, как образно и точно обрисовал каждого члена салона Илоны этот лохматый примитив, кажущийся на первый взгляд туповатым.
Аланд начал характеристику пестрого общества салона Илоны с фигуры Хиртеленди.
Оказалось, что друг Аланда, дожив до девятнадцати лет, вдруг понял, что без аттестата зрелости ему карьеры не сделать. Придя к такому выводу, он сразу же записался на вечернее отделение будапештской гимназии. Три недели он посещал гимназию и успел за это время зарекомендовать себя самым прилежным учеником, однако надолго его не хватило, и он с каждым днем стал отставать все больше и больше. Но этого срока было вполне достаточно для того, чтобы он узнал, где что лежит. Однажды ночью он забрался в кабинет директора гимназии и, открыв сейф, выкрал оттуда гербовую печать и чистый бланк аттестата зрелости. Заполнить этот бланк и поставить печать было делом уже нетрудным.
В салоне Илоны его называли Патером, потому что Хиртеленди в течение полугода числился семинаристом Эстергомской духовной семинарии. И он, видимо, без труда закончил бы ее, если бы не его страсть к женщинам. Семинаристом он был способным, о чем свидетельствует хотя бы то, что курс латыни был пройден им всего за полтора месяца. В один зимний вечер Хиртеленди вдруг сбежал из семинарии в город, где прокутил всю ночь в обществе девиц. На рассвете он привел в собор, который находился на территории семинарии, какую-то легкомысленную девицу и заснул в ее объятиях на молельном коврике перед алтарем. В таком положении его и застал утром священник. Само собой разумеется, что Хиртеленди немедленно отчислили из семинарии.