Канувший в толпу. Юмористическая фантастическая повесть
Шрифт:
…В общем, лёгкой позолотой отсвечивалась листва кудрявых деревьев, цепь которых бесконечно тянулась по обоим берегам тихой, утомившейся за день реки. И плыл по ней небольшой теплоход, типа речного трамвая, с поэтическим и одновременно несуразным названием «Свирепый». Не оправдывала, само собой, эта старая развалюха своего устрашающего имени. Жалок был данный пассажирский речной транспорт на вид. Да и кого тут устрашать, в местных деревнях, стариков да старух? Смешно и бессмысленно. Они ничего уже не бояться.
Их уже так устрашили всякими и разными указами и постановлениями, что старички и старушки запросто давно уже пойти с гранатой на танк. Просто так. Для разнообразия или за счастливую жизнь и процветание какого-нибудь
Так что, им нынче никакие устои демократии не страшны и самые позитивные перемены… в лучшую сторону для отдельно взятых граждан. Правда, остались тут доживать свой век самые крепкие, которых даже самые «великие» реформы не сумели доконать. Пока живы и – слава богу!
Медленно, не очень торопливо лилась мелодия из колокола радиорубки. Это звучала фантазия на тему старинных песен в исполнении народных инструментов струнного оркестра. Никто и из пассажиров и не задумывался над тем, оттуда явилась сюда эта давно всенародно забытая музыка, из каких таких древних пропыленных фонотек. Но ведь откуда-то же она появилась. А коли уж она здесь, то слушай народ, изумляйся!
Капитан, стоящий на мостике, был сосредоточен за штурвалом, как гражданин с хроническим геморроем или, в крайнем случае, с постоянной зубной болью. Он очень, особенно издалека, походил бы на отважного открывателя неведомых островов, если бы ни висел на нём форменный китель, как парус во время полного штиля и фуражка не торчала на макушке, подобно несуразному головному «нашлёпнику». Да ещё пот, который обильно стекал по его крупным щекам и мощной шее. Так что его относительно гвардейский вид малость не дотягивал он до образа того моремана, который запросто открывает новые земли – материки и острова.
Капитану «Свирепого» приходилось, то и дело вытирать обильный пот платком. А если учесть, что делал он это во время каждого рейса своего пассажирского транспорта тысячи раз, то несведущий в делах речников гражданин, строго сухопутный, сделал бы определённое предположение, похожее на утверждение. Тот бы стал бы заверять всех окружающих, что капитан держит в левой руке не носовой платок, а кусок ветоши… после капитальной протирки основных узлов дизеля.
Главный навигатор «Свирепого» иногда с нескрываемой тоской поглядывал то на ручные часы, то на палубу, где разместилось множество народу, и взгляд его красноречиво говорил: «Как вы мне все тут надоели!».
По палубе важно и сосредоточено разгуливал интеллигентного вида человек со стареньким трёхструнным инструментом. Нет, не с балалайкой, а с бренчалкой. Дело в том, что корпус её не треугольный, квадратный. Есть возможность допустить, что таковые и звуки. Но тут уж всё зависит от уровня мастерства музыканта. Иной ведь и на стиральной доске может сыграть, изобразить такое, что никак не получится у самого известного и маститого органиста. Правда, тут уже всё заранее решено и расписано. Бронзовый бюст будет поставлен при жизни, причём, на родине, именно, органисту, даже если он практически не знает нот. Так уж устаканилось и повелось в Воропании. Да и не только в ней.
По этой причине играйте на органе, а не на стиральной доске и в том месте, где на вас обратят пристальное внимание… Нет, не президент страны, а те господа и дамы, которые его купили с потрохами ещё до «выборов» на ответственную должность и расписали его действия, жесты, фразы, несуразные поступки лет на двадцать вперёд. А народу, что называется, хрен с редькой. Что слаще и полезнее для здоровья, пусть каждый решает самостоятельно.
Разумеется, музыкантом с бренчалкой в руках и был ни кто иной, как президент Воропании Мунин с относительно аккуратным «резиновым» лицом в образе и с документами гражданина Петра Аполлоновича Тихайлова. Отличался он от всех остальных не только маленьким
Ну, пальцы коротких рук у президента Алевтина Скоробеевича были тонкими и длинными, почти изящными, как у настоящего музыканта или опытного, уважаемого всей полицией многомиллионного города Братва, столичного карманника. На несколько удлинённый нос для маскировки президент надел изящные очки в хромированной оправе. Одет он был, вполне, даже прилично и респектабельно для сельской местности: ярко-красная рубаха, белые парусиновые брюки. На ногах – лёгкие коричневые туфли с дырочками.
Ему нельзя было до поры и до времени поддаваться ни на какую провокацию и не выдавать себя. Ведь должен же он лично разобраться в том, насколько усиливается в народе… брожение. Да и какой же демофоб ни пытается выдать себя за демократа?
Иногда он подходил к пассажирам, что-то у них спрашивал. Длинноволосая девушка в джинсах что-то поясняла ему, жестикулируя руками, старик показывал рукой вдаль, небритый мужичишка хлопал его по плечу, жал ему руку, лез целоваться. Потом начал активными жестами предлагать ему выпить. Но интеллигент с бренчалкой отрицательно качал головой: во-первых, не злоупотребляет спиртным; во-вторых, никого ещё здесь не знает.
Но, понятное дело, хочет знать, как можно больше, о людях, о местности. Ведь ему жить в районном центре, в селе Глуханово. И не просто жить, а поднимать уровень местной культуры на принципиально новую ступень. Он, Пётр Аполлонович Тихайлов, назначен директором районного Дома культуры. И опыт у него уже имеется. Как – никак, лет пятнадцать прошло после окончания культурно-просветительского училища. Такова легенда. Отступать от неё нельзя. Он же ведь теперь не Мунин, а Тихайлов.
На палубе каждый из пассажиров занимался своим делом. Грузный мужчина, на одной из многочисленных лавочек, из пластмассового стаканчика пил минеральную воду. У его ног стояло несколько штук двухлитровых бутылок с живительной влагой. Рядом с ним сидели двое, уже изрядно подвыпивших парней, откупоривали очередную бутылку с водкой. Когда Грузный отворачивался от них, с некоторой застенчивостью, они снисходительно наполняли спиртным и его чеплашку.
Грузный, своевременно отвлекающийся от пейзажа, обозримого с борта теплохода, как ни в чём не бывало, короткими глотками отправлял в своё нутро халявную водку. Это удивляло парней, потому что Грузный даже не морщился, не крякал и ни чем не закусывал. А вот их лица искажали гримасы. Ведь в их нутро водка шла, но не «ясным соколом, а осиновым колом». Некоторые пьют не потому, что хотят, а по той причине, что надо, что так принято. Их юные организмы не желали принимать зелья оборотного, но они со слезами на глазах и стонами заставляли себя выпить ещё… чуток.
Неподалеку, на соседней скамейке, солидная дама с умилением кормила сосисками и пирожками белую болонку. А по соседству с ней – трое мужиков азартно играли в карты, кричали, спорили.
– Это не валет, Гриша, а дама!
– Так почему же у неё на физиономии усы?
– Это особенная, модная женщина. Картишки-то иностранные,– его слова прозвучали глухо и сокровенно. – Мы сейчас все живём по-ихнему!
Но Тихайлов, он же Мунин, услышал такое утверждение от незнакомого человека и в корне с ним не согласился. По той простой причине, что в Воропании и стихийно, и, в какой-то степени, организованно развивался весьма и весьма своеобразный капитализм, не похожий ни на какой другой. Оригинальный, во имя… ну и так далее. Президент напомнил им, что, к примеру, вовсю переименовывались аэропорты, железнодорожные вокзалы, стадионы, пляжи и многое другое… Им некоторые представители народа при помощи голосования давали имена уважаемых людей.