Каос и Бьёрнар. Олауг и Пончик
Шрифт:
— Мне не нравится день рождения Норвегии, — сказал он наконец.
Наверно, его мама назвала 17 мая днём рождения Норвегии.
— Как вы думаете, сколько Норвегии лет? — спросил Бьёрнар.
— Сто! — сказал Пончик.
— Тысяча! — сказал Каос.
— Нет! Хотите, я расскажу вам про Норвегию? — предложил Бьёрнар.
Он подъехал к крутому склону, на котором росло дерево, там, в тени, ещё сохранилось немного снега.
— Мы с вами стоим на очень древней горе, — сказал он, показывая на склон. — Ей примерно 650 миллионов лет. Нам даже трудно представить себе такой возраст. А вот уже не так давно, всего семьдесят
— И Газетный дом? — с испугом воскликнул Пончик.
— Газетного дома тогда ещё не было, — продолжал Бьёрнар. — Потом лёд растаял, и стали видны горы и долины, реки и озёра. Нам с вами повезло, что мы не жили десять тысяч лет назад…
— Повезло! Повезло! — обрадовался Пончик и вдруг закричал во всё горло: — Музыка! Музыка! Идут!
И правда, на площади играла музыка, началось детское шествие. Мальчики вышли на площадь, Пончик держался в серединке между Каосом и Бьёрнаром. Дети, принимавшие участие в шествии, размахивали флажками и кричали "ура!". Пончик, а за ним Бьёрнар и Каос тоже закричали "ура!", только не так громко.
Они стояли там, пока не кончилось шествие. Потом папа Каоса помог коляске въехать по ступенькам, а мама угостила всех гоголем-моголем. Мальчики ели, сидя у окна. Бьёрнару казалось, будто он сидит в театре в первом ряду, так хорошо ему было видно всё, что происходило на улице.
И наконец все дети и взрослые пошли на городской луг, где было устроено праздничное гулянье.
Больше всего им понравились там картофельные бега. В этих бегах принимали участие все желающие, и большие и маленькие. Побеждал тот, кто доносил в ложке картофелину до самого конца дорожки. Бьёрнар с завистью смотрел на бегущих. И тогда папа Каоса решил, что и Бьёрнар тоже должен участвовать в этом соревновании — он предложил везти его коляску. Бьёрнар, конечно, согласился. Ему дали ложку и картофелину, и папа пустился во всю прыть. Картофелину Бьёрнар не уронил и получил в награду воздушный шарик.
День рождения Норвегии они отпраздновали на славу. В конце концов Бьёрнар так устал, что даже обрадовался, когда Эва позвала его домой. Пончик тоже устал, и мама увела его в Газетный дом.
Ну, а Каос? Нет, Каос домой не пошёл. Вместе с мамой он ехал на голубом автобусе в горы. У папы был вечерний рейс, и он попросил Каоса и маму непременно поехать с ним, чтобы они вместе провели в Лилипутике весь вечер.
Вот и площадь с Газетным домом. Как всегда, грохочет водопад, люди громко разговаривают и смеются, из автомобилей доносится весёлая музыка, а маленький голубой автобус катит уже за городом, мимо полей и усадеб.
Начинало темнеть, окна в домах были освещены, и над каждым домом реяли флаги, где большие, а где поменьше. Папе, маме и Каосу пришлось от гостиницы долго идти пешком, потому что дорога к стоянке ещё не просохла. Они шли мимо домов, в которых жили служащие гостиницы, и неожиданно в окне одного из домов Каос увидел знакомую девочку. Он хотел задержаться, но папа и мама были уже далеко, и он бросился догонять их.
Они то спускались но склону,
— Это ты успел сделать утром? — улыбнулась мама.
— Да, — признался папа. — II мне очень хотелось, чтобы мы приехали сюда вечером и вместе спустили флаг.
Каос задумчиво смотрел па Лилипутика и на вершину Высокой.
— Как хорошо всё-таки, что лёд растаял десять тысяч лет назад — вдруг сказал он.
Папа ничего не понял, но мама объяснила ему:
— Это, наверное, Бьёрнар рассказал ему про ледниковый период. Он всегда рассказывает Каосу что-нибудь интересное.
— Вспомнил! Вспомнил! — неожиданно закричал Каос.
— Что? — спросили в один голос папа и мама.
— Я видел в окне Олауг! — взволнованно проговорил Каос. — В доме рядом с гостиницей! Теперь я вспомнил, это была она!
Олауг
Папа, мама и Каос переночевали в Лилипутике. Встали они раньше обычного и пошли гулять. Прежде чем вернуться в город, им хотелось подышать свежим горным воздухом. Папе предстояло весь день водить автобус, маме — стоять за прилавком в аптеке, а Каосу — идти к Бьёрнару и Эве.
Здесь, в горах, им казалось, что в целом мире нет никого, кроме них. Соседние дома стояли пустые. По склонам никто не бродил. Солнце только взошло, и было ещё очень холодно. Каос надел свитер, куртку, шапку и даже варежки. От холодного воздуха щекотало в носу. Он замер на крыльце в надежде, что мимо пробежит заяц или лисица. Но должно быть, они слышали, как он стукнул дверью, и затаились. Небось заяц сидит сейчас рядом в кустах и дрожит от страха при виде Каоса.
— Не бойся, я тебя не обижу, — сказал Каос зайцу, но заяц так и не вышел из кустов.
А вскоре он забыл и о зайце, и о лисице, потому что нашёл серебристые палочки. Это были ветки, долго пролежавшие под дождём и ставшие от этого светло-серыми. Каос собирал их, чтобы что-нибудь из них построить, но что именно, он ещё не придумал.
Потом он стал прыгать через кочку, а напрыгавшись, вдруг вспомнил вчерашний день и марши, которые играли духовые оркестры. Ему казалось, что он снова слышит музыку, и он начал маршировать по лужайке перед Лилипутиком. И был он уже не Каос, а целый духовой оркестр. Сложив руки трубой, он дудел что есть мочи. Вчера здесь было тихо, зато сегодня горы, скалы, вереск и можжевельник услышали, как играет духовой оркестр.
— Каос! — крикнул папа, приоткрыв дверь. — Идём скорей завтракать, тогда у нас останется время погулять!
На завтрак мама приготовила яичницу-глазунью, хотя был самый обычный рабочий день, но папа сказал, что это праздничный завтрак и за вчера и за сегодня — за 17 мая и за Лилипутика.
После завтрака каждый из них принёс из сарая по охапке дров на следующий раз. Папе и Каосу не хотелось покидать Лилипутик.
— Не вешайте носы, — сказала им мама, — в субботу мы приедем сюда на два дня.