Капелька Солнца

Кандела Ольга

Совсем ещё девчонка. Сколько ей? Шестнадцать, семнадцать? Могла бы быть моей младшей сестрой. Вот только чувства во мне вызывает отнюдь не братские…

Я ещё долго не мог уснуть. Всё смотрел на огонь и багровые отблески, пляшущие на светлой, идеально гладкой коже. Аккуратно перебирал золотистые локоны, рассыпанные по ковру, боясь нарушить хрупкий девичий сон. И всё никак не мог придумать, что же я стану делать утром, когда спадет очарование и вседозволенность ночи, выставляя на белый свет чувства, которые я не в силах больше скрывать.

Часть 1.3

***

Утро

наступило с прикосновений. Сначала еле ощутимых. Потом всё более смелых и настойчивых. Я чувствовал, как Айрель водит пальчиком по щеке, гладит подбородок. Наверное, шершавый, я ведь ещё не брился сегодня. Потом проводит по носу. Касается губ. И кто бы знал, каких усилий мне стоило лежать с закрытыми глазам, притворяться, что сплю, тогда, как самому хотелось приоткрыть рот и коснутся этого пальчика поцелуем, а потом и остальных. Перецеловать по очереди. Медленно и со вкусом.

Но я держался. Не позволял дрогнуть губам, хотя те так и норовили, если не приоткрыться, то расплыться в улыбке. И дышать старался ровно, размеренно, как дышат спящие. Оказалось трудно. И веки, кажется, немного подрагивали. Но мне очень хотелось узнать, как далеко она зайдет.

Вот уже скользнула ладошкой по шее. Провела ноготками по коже. Щекотно, и я еле сдержался, чтобы не рассмеяться, а когда дотронулась до впадинки в основании шеи, все же дрогнул и тут же услышал над самым ухом:

— Доброе утро.

— Доброе.

Все же пришлось открыть глаза. И я об этом ничуть не пожалел. Она была так близко, что почти касалась дыханием кожи. А на нежно розовых губах цвела мягкая полуулыбка. И теперь коснуться поцелуем хотелось не только пальчиков.

— Как ты себя чувствуешь?

Ох, ну зачем?..

Воспоминание накатило волной. Как тошнило у нее на глазах, как подгибались ноги и тряслись руки, после возвращения из-за грани. Мертвое бездыханное тело на полу и заплаканное женское лицо. Двое мальчишек, босых, в грязном тряпье. И руки в чужой крови.

Наверно, на моем лице отразились недавние переживания, потому что Айрель вдруг забеспокоилась. Она прижала ладонь к моей небритой щеке, повернула лицом к себе и тихонько прошептала:

— Извини, мне не стоило напоминать.

— Ничего…. И мне уже лучше. Намного, — соврал я, накрывая ее маленькую ладошку своей, тихонько поглаживая большим пальцем выступающие костяшки.

Ни к чему ей знать, что остаточные явления будут беспокоить меня еще сутки. Так всегда бывает после большой отдачи. То тошнота накатывает, то слабость. Причем, по закону подлости, это происходит в самые неподходящие моменты.

Но сейчас, пока лежу, чувствую себя, и вправду, хорошо. И грех не воспользоваться таким моментом…

Легонько сжал ее пальчики и подвинул ближе к губам. Коснулся поцелуем основания ладони, потом запястья, чувствуя, как лихорадочно пульсирует жилка под бархатной кожей.

Боже, какая же у неё кожа! А губы наверняка ещё нежнее…

Не

знаю, кто первым подался вперёд. Это как-то само собой произошло. Интуитивно. Я просто коснулся лепестков губ. Тёплых, нежных, желанных. Зарылся пальцами в мягкие, словно пух, кудри волос. Полной грудью вдохнул аромат лесных ландышей, что окутывал её с ног до головы. Ухнул в вязкий омут ощущений. Таких волнующий, таких долгожданных. И не желал выплывать обратно.

А от одного лишь осознания, что она отвечает, за спиной вырастали невидимые крылья и уносили куда-то далеко-далеко отсюда. Из этого дома, что был слишком большим и неуютным для меня одного, из этого города, где нищета соседствует с роскошью и благополучием верхних кварталов, с этой грешной земли, где рано или поздно всё хорошее непременно заканчивается.

Но я не хотел, чтобы оно закончилось, не хотел её отпускать:

— Айрель, — прошептал, на мгновение оторвавшись от её губ. Хотел просить остаться. Со мной. Навсегда.

— Тише. Молчи. Не говори ничего, — попросила она и вновь прильнула к моим устам.

Но уже не так невинно, как прежде. Поцелуй становился всё более глубоким, страстным, иссушающим. Брюки вдруг стали тесными…

Проклятье! Ну нельзя же так быстро заводиться!

Хотя, нет. Я ведь уже неоднократно убеждался — с ней возможно всё. А потому…

Не стал отказывать себе в удовольствии. Скользнул рукой по стройному телу, забрался под слишком длинный, слишком просторный, слишком тёплый свитер. Огладил бок, чувствуя под тонкой тканью домашнего платья мягкое, тёплое, податливое тело, отзывающееся на каждое прикосновение.

От переполнявших чувств закружилась голова, и хоровод из ярких звездочек заплясал перед глазами. А потом… головокружение стало невыносимым.

Проклятье! Только не сейчас!

Первый приступ настиг молниеносно. Я резко отстранился и, перевернувшись на живот, припал к полу, чувствуя, как где-то в желудке рождаются сильнейшие болевые спазмы. В один момент меня скрутило, и я тихонько завыл, уткнувшись носом в ворс шерстяного ковра.

Айрель не ушла. Сидела надо мной и гладила по спине, нашёптывая что-то успокаивающее. А когда приступ прошёл, сбегала в кухню и принесла стакан ледяной воды. Прошло всё так же быстро, как и началось. Но от расспросов Айрель это меня не спасло.

***

В итоге меня уложили в постель. Весь день отпаивали куриным бульоном. Читали какой-то приключенческий роман у изголовья кровати. Не сказать, чтобы слишком интересный, но вполне подходящий, чтобы просто скоротать время.

И от работы, разумеется, освободили. Айрель повесила на входную дверь табличку «Приёма нет» и устроила мне заслуженный, по её же словам, выходной.

К вечеру приступы совсем прекратились, и мне позволили встать с постели и прогуляться. Мы никогда не гуляли вместе. Моя гостья опасалась выходить из дома. Верно, боялась, что её найдут, что узнает кто-нибудь из случайных прохожих.