Каперский патент
Шрифт:
— Помимо голоса, примерно так же различаются эти двухмачтовые суда. Привычный взгляд, — заверил Стивен не без самодовольства, — сразу замечает аналоги полос вокруг глаз, больших кроющих перьев и перепончатых лап.
— Возможно, со временем я этому научусь. Но ведь есть еще люгеры, португальские рыболовные лодки и датские боты [15] . — Поразмыслив над этим обстоятельством, Мартин продолжил: — Хотя довольно любопытно, что помимо нескольких ловцов сардин за мысом Лизард и двух военных кораблей, это первое судно, которое мы встретили на протяжении долгих дней. Припоминаю,
15
одномачтовое судно с очень полными обводами и высокой мореходностью, строилось в Северной Европе с раннего Средневековья. В 15-19 веках массово использовались для ловли атлантической сельди.
— Уверен, — ответил Мэтьюрин, — что для моряка пути через океан проложены в соответствии с ветрами и погодой, ими он следует с той же легкостью, как христианин может спуститься по Саквилл-стрит, пересечь мост Карлайл, пройти мимо колледжа Святой Троицы и прийти в Сант-Стивенс-Грин, это прибежище дриад, одна элегантнее другой. Капитан Обри, с другой стороны, потрудился избежать этих путей. Так же поступают и контрабандисты, на которых охотился тот неприятный тендер. Нет сомнений, что судно перед нами — одно из них.
В этом отношении Мэтьюрин ошибался. Шхуну точно строили с упором на скорость, и для перевозки контрабанды она отлично подходила, но взору более опытному, чем у доктора, открылось бы, что пока ее небольшой экипаж отчаянно трудился над вантами и грот-марса-реем, другая группа мужчин и три женщины собрались у кормовых поручней. Они махали руками и окликали фрегат — очевидная картина возвращенного трофея, точнее трофея, готового к возвращению.
«Сюрприз» подошел поближе и поравнялся со шхуной, забрав ветер из её парусов, выстрелил под ветер, и судно спустило флаг.
— Соплаватели, — громко обратился к экипажу Обри. — Вы все помните условия нашего договора. Если кто-то забудется настолько, что ограбит пленника или плохо с ним обойдется, или же разграбит шхуну, то его ссадят на берег. Спустить синий катер!
Но шхуна «Мерлин» оказалась не возвращенным трофеем. И что бы ее капитан (франкоговорящий американец из Луизианы) ни говорил, не входила она и в ряды независимых приватиров. По невероятно многословным, но все же согласующимся свидетельствам пленных стало ясно, что это консорт более мощного корабля — «Спартана», снаряженного франко-американским консорциумом, чтобы нападать на союзную торговлю с Вест-Индией.
Джек очень хорошо знал «Спартан» — преследовал его два дня и две ночи, в ясную, плохую и очень плохую погоду. Он высоко ценил мореходные навыки капитана приватира, но все равно его потрясла информация о том, что американец в этом плавании захватил как минимум пять призов. Его жертвами оказались два порт-рояльских судна с сахаром, отставших ночью от конвоя из-за своей медлительности, и три одиночных вест-индийца с гораздо более ценными грузами индиго, кофе, сандала, черного дерева, экстракта желтого дерева и мехов. Последние попробовали прорваться в одиночку, будучи хорошими ходоками.
Но еще больше удивило то, что все пять призов стояли на якоре в гавани Орты, на Фаяле, пока их капитанов, несколько жен (тех капитанов, которые предпочли плавание с комфортом) и торговых
— Господи, почему же он не помчался домой со всей скоростью, с такой-то великолепной добычей? — пытался понять Джек. — В жизни не слышал, чтобы частный корабль так преуспевал за один короткий поход, да и за длинный тоже.
Ответ оказался очевидным, но стал известен лишь вечером. Капитан шхуны не выдавал никакой информации, а его маленький экипаж и не мог проболтаться, будучи совершенно неосведомленным об общем плане. А Джек и Пуллингс слишком беспокоились о бывших пленных, нынешних пленных и ремонте трофея.
Американский капитан, торговцы и их жены поднялись на борт «Сюрприза», и в нормальных условиях хотя бы из вежливости Джек пригласил бы их на обед — быстро приближался офицерский час. Но сейчас у него не было ни каюты, чтобы принимать гостей, ни хоть каких-то запасов, чтобы накормить их в том случае, если бы каюта существовала.
— Мистер Дюпон, — обратился он к американскому капитану, которого отвел на корму, чтобы в относительном уединении посмотреть документы «Мерлина», — вы можете сделать мне огромное одолжение, если пожелаете.
— Я рад сделать все, что в моей власти, сэр, — ответил Дюпон, с сомнением разглядывая фигуру перед ним. Капитаны приватиров заслуженно славились своей жестокой жадностью, а Джек Обри — высокий, мрачный, неумытый, со светлой щетиной на небритом лице, окровавленной повязкой (рана из-за суматохи снова открылась), и закостеневшими от крови волосами, которые все еще болтались, как ужасно покрашенный женский парик — заставил жен купцов отпрянуть в ужасе, как бы они ни были привычны к морю. — Все, что в моих скромных силах.
— Дело в том, что у нас мало провизии. Мне будет стыдно за корабль и за себя, если я предложу вам и дамам обед из солонины, сушеного гороха и такого слабого пива, что его едва можно пить.
— Я в вашем полном распоряжении, прошу вас, — воскликнул Дюпон, приготовившийся к гораздо худшему. — Запасы у меня довольно обширные, хотя чай почти кончился. И хотя кок у меня черный, кое-что он умеет. Я его купил у человека, который прямо-таки поклонялся своему брюху.
Конечно, это поклонение ложным богам, но после такой бури и многих дней почти на одних галетах капитан и офицеры «Сюрприза» сочли, что в этом что-то есть. Даже гости приятно удивились — хотя черный кок и раньше всегда их хорошо обслуживал, но сейчас раскрыл все свои таланты. От его волована [16] у дам глаза на лоб полезли, а яблочный пирог словно готовили на кухне «Флэдонга».
16
разновидность французской выпечки с начинкой из рагу.
«Сюрпризовцы» приписали такой эффект счастью и благодарности — когда кок переправился на фрегат, Киллик (как капитанский стюард, естественно отвечавший за такие дела), взял его за руку и медленно прокричал в его недоуменное ухо: «Ты теперь свободный человек, кричи ура!», жестами показав освобождение из оков. Так он обозначил то, что, ступив на палубу британского корабля, чернокожий перестал быть рабом.
— Ты, — повторил Киллик, дотронувшись до его груди, — свободный человек.
— Простите, сэр. Меня зовут Смит.