Капитал (сборник)

Жаров Михаил

Блестящий хромированный сейф с ключом в замке стоял на заплёванном семечками асфальте. Не думая, что мне могли приготовить бомбу, я отпер и заглянул… Внутри лежали пятнадцать папок.

Патроны и обрез я утопил в старом подземном резервуаре, куда раньше сливался мазут. Для этого пришлось забраться за депо в тропические заросли репейника.

Мы сидели с Ксюхой на корточках перед узким люком, бросали горсти патронов и слушали густые глубинные всплески. Ксюха ответственно сопела и следила, чтобы я не брал больше, чем

она. Я же косился на её чёрный педикюр. Плюс пять градусов Цельсия не мешали ей одеваться по-летнему, чем она здорово отличалась от меня, мёрзлика.

Возвращались мы на вокзал облепленные репейником. У Ксюхи он торчал даже в волосах, но я не говорил.

– Тебе полезно иногда побыть на нервах, да? – благодарила она меня. – У меня аж горит.

– Пора начинать жить, – улыбался я устало. – Ни дня больше не хочу быть ментом. Уволюсь.

На перроне стояли две легковушки с гражданскими номерами и одна милицейская «буханка». Вокруг них слонялись мрачные мужи, напомнившие мне ночных ерусалимцев. Та же волчья тоска на лицах и те же огоньки в глазах, будто в них тлел могильный фосфор.

– Иди к себе, – сказал я Ксюхе. – Вечером увидимся.

Мужи шагнули ко мне навстречу, замерли, синхронно достали из карманов сигареты и убрали назад. Среди них находился первый заместитель генерала, красный и круглый, как планета Марс, но, похоже, он не осознавал, где находится, и повторял за всеми.

– Здравия желаю! – отчеканил я на ходу. – Добро пожаловать!

– Не скальтесь, товарищ Столбов, – определился вожак, смертельно худой начальник оперативно-розыскной части Волков. – Ваша участь незавидна.

В кабинет набилось столько людей, что я среди них потерялся.

– Где этот-то? – спохватились они.

– Сбежал!

– Догнать!

– Да здесь он.

– Товарищ Столбов, – обратился Волков. – Предоставьте нам для ознакомления дела оперативного учёта, а в случае их отсутствия, объясните, где они.

Я выложил на стол стопку папок.

– Серов сука… – буркнул Волков.

Шесть часов он чахнул над моими делами, искал лишь бы что найти. Под конец взял линейку и отмерял в документах отступы от полей, межстрочные интервалы и размер шрифта. Трое человек исследовали кабинет. Прощупали обивку стульев и топчана, перевернули корзину с мусором, заглянули за батарею, вскрыли перегородку умывальника. Перекурив, разобрали системный блок компьютера и изъяли жесткий диск.

Меня, как назло, разбирала зевота. Я устал за эти дни. Глаза смыкались, и, кажется, один съехал ниже другого. При долгожданном расставании я вручил Волкову лист бумаги.

– На имя генерала. Будьте добры передать.

– Угу… прошу уволить по собственному… И зачем мы с тобой время тратили?

Вечером я целовал Ксюху в уши, она млела, и мы не хотели большего.

11. Отъезд

Утром абы как подшил последние материалы и поездом сплавил их в отдел.

Едритесь, как хотите! Работник милиции вчера уснул и не проснулся.

Пришли Татьяна Леонидовна и Наталья Робертовна. Обеих обнял и попросил прощения. Первая не поняла меня, а вторая с воем заплакала.

Пора было навестить свою ушастую невесту, сказать, чтобы тоже писала заявление об уходе. Я поспешил на второй этаж вокзала в товарную контору, а в голове чирикали мысли: «Неужели человеком стану? Неужели будет по барабану годовая статистика преступлений? Благодать божья! Они думали, что я вцеплюсь в работу зубами, глупые нелюди. Будь проклята милиция. Будь проклята».

За несколько шагов до заветного окошка я присел и поковылял гуськом. Решил внезапно вскочить и напугать.

– Рапорт вчера написал, да, ага, – разговаривала Ксюха по телефону. – Сам догадался. Опередил все ожидания.

Я присел ниже.

– Не, вообще не карьерист. Слабачком оказался мой ментёныш, – Ксюха хихикнула. – Не современный он, угу.

Я перебирал шнурки на ботинках и находил, что в шнурках есть смысл, ими можно завязывать обувь. Они лучше меня и Ксюхи.

– Пора стрелять, ага, я давно говорила. Жалко? Это моё дело.

Зачем я развязал шнурки? Теперь завязывать. Узел ещё.

– Чего-чего? Материал на него собрали? Ну, пусть в жопу себе засунут. Теперь он наш. Стреляйте, не думайте. Сашку посылайте, разумеется. Он не промахивается.

Ноги затекли, и я уполз на четвереньках. Позорно, но вовремя, потому что заиграл мобильник.

– Иван Сергеевич, здравствуйте! – пропел девичий голосок. – Я звонила вам на городской телефон, но, видимо, вас нет на месте, поэтому беспокою по сотовому.

– Не узнаю. Кто?

– Простите, не представилась. Прокуратура, делопроизводитель Петрова.

– Надоели вы мне все.

– Что?

– Надоели, говорю.

– Ах, так… Ну, слушайте. Вам надлежит прибыть сейчас к нам. В случае неявки будете доставлены принудительно. Как поняли, Столбов?

– В чём хоть дело-то?

– Узнаете на месте. Выдвигайтесь сейчас же.

Петрова повесила трубку.

У меня не осталось зла, чтобы сопротивляться Ерусалимску. Если предала сама Ксюха, то что толку воевать с остальными? Весь мир стал для меня Ерусалимском.

Брёл и не смотрел на людей. Подбирал название чувству, которое своим огромным размером выдавило из меня и зло, и любовь, и страхи. Название крутилось на языке, я проговаривал его гортанью, упруго мычал, но звуки не клеились в слово. Мучился, как поэт над рифмой.

Дорога проскользнула под ногами незаметно, и я опомнился, когда уже стоял перед Петровой.

– Почему секретари упорно величают себя делопроизводителями? – спросил я, забыв поздороваться.

– В приличных организациях работают делопроизводители, – Петрова поскребла ногтями по столу.