Капитал

Маркс Карл Генрих

Итак, когда речь идет о производстве, то всегда о производстве на определенной ступени общественного развития – о производстве общественных индивидов. Может поэтому показаться, что для того, чтобы вообще говорить о производстве, мы должны либо проследить процесс исторического развития в его различных фазах, либо с самого начала заявить, что мы имеем дело с определенной исторической эпохой, например с современным буржуазным производством, которое и на самом деле является нашей подлинной темой. Однако все эпохи производства имеют некоторые общие признаки, общие определения. Производство вообще – это абстракция, но абстракция разумная, поскольку она действительно выделяет общее, фиксирует его и потому избавляет нас от повторений. Однако это всеобщее или выделенное путем сравнения общее само есть нечто многообразно расчлененное, выражающееся в различных определениях. Кое-что из этого относится ко всем эпохам, другое является общим лишь некоторым эпохам. Некоторые определения общи и для новейшей и для древнейшей эпохи. Без них немыслимо никакое производство. Однако хотя наиболее развитые языки

имеют законы и определения, общие с наименее развитыми, все же именно отличие от этого всеобщего и общего и есть то, что составляет их развитие. Определения, имеющие силу для производства вообще должны быть выделены именно для того, чтобы из-за единства, которое проистекает уже из того, что субъект, человечество, и объект, природа– одни и те же не были забыты существенные различия. В забвении этого заключается, например, вся мудрость современных экономистов, которые показывают вечность и гармоничность существующих социальных отношений. Они доказывают, например, что никакое производство невозможно без орудия производства, хотя бы этим орудием была только рука, что никакое производство невозможно без прошлого, накопленного труда, хотя бы этот труд был всего лишь сноровкой, которую рука дикаря приобрела и накопила путем повторяющихся [М—3] тренировок. Капитал есть, между прочим, также и орудие производства, также и прошлый, объективированный труд. Стало быть [заключают современные экономисты], капитал есть всеобщее,. вечное, естественное отношение. Это получается потому, что отбрасывают как раз то специфическое, что одно только и делает “орудие производства”, “накопленный труд”, капиталом. Вся история производственных отношений представляется поэтому, например у Кэри, лишь фальсификацией, злонамеренно учиненной правительствами.

Если не существует производства вообще, то не существует также и всеобщего производства. Производство всегда есть та или иная особая отрасль производства, например земледелие, животноводство, обрабатывающая промышленность и т. д., или оно есть их совокупность. Однако политическая экономия – не технология. Отношение всеобщих определений производства на данной общественной ступени развития к особенным формам производства надлежит развить в другом месте (впоследствии).

Наконец, производство не есть и только особенное производство: всегда имеется определенный общественный организм, общественный субъект, действующий в более обширной или более скудной совокупности отраслей производства. Отношение научного изложения к реальному движению опять-таки сюда еще не относится. Производство вообще. Особые отрасли производства. Производство как совокупное целое.

Стало модой изложению политической экономии предпосылать общую часть, и как раз такую, которая фигурирует под заглавием “Производство” (смотри, например, Дж. Ст. Милля16) и в которой рассматриваются общие условия всякого производства.

Эта общая часть состоит или должна, как утверждают, состоять:

1) Из рассмотрения условий, без которых производство невозможно, т. е. таких условий, которые фактически всего лишь отмечают существенные моменты всякого производства. Это, однако, сводится фактически, как мы увидим, к немногим очень простым определениям, раздуваемым в плоские тавтологии.

2) Из рассмотрения условий, в большей или меньшей степени способствующих производству, каковы, например, прогрессирующее и стагнационное состояния общества у Адама Смита 16. То, что об этом говорит А. Смит, имеет свою ценность в качестве беглого замечания, но для того, чтобы это поднять до научного значения, были бы необходимы исследования о степенях производительности, по периодам, в ходе развития отдельных народов, – исследования, которые лежат вне рамок нашей темы; поскольку же эти исследования относятся к ней, они должны быть изложены при рассмотрении конкуренции, накопления и т. д. В общей постановке ответ сводится к общему положению, что промышленная нация достигает высокого уровня своего производства в тот момент, когда она вообще находится на высоком уровне своего исторического развития. И действительно, высокий уровень промышленного развития народа имеет место до тех пор, пока главным для него является не прибыль [Gewinn], а добывание [Gewinnen]. Постольку янки стоят выше англичан. Или же здесь указывают на то, что, например, известные расовые особенности, климат, природные условия, как-то: близость к морю, плодородие почвы и т. д., более благоприятны для производства, чем другие. Это опять-таки сводится к тавтологии, что богатство создается тем легче, чем в большей степени имеются налицо его субъективные и объективные элементы.

[М—4] Однако все это не является тем, что для экономистов составляет действительную суть дела в этой общей части. Суть дела заключается скорее в том, что производство, – смотри, например, Милля 17, – в отличие от распределения и т. д., изображается как заключенное в рамки независимых от истории вечных законов природы, чтобы затем, пользуясь этим удобным случаем, совершенно незаметно в качестве непреложных естественных законов общества in abstracto*(*вообще. Ред. ) подсунуть буржуазные отношения. Такова более или менее сознательная цель всего этого приема. При распределении, напротив, люди якобы действительно позволяют себе всякого рода произвол. Не говоря уже о том, что здесь грубо разрывается действительная связь, существующая между производством и распределением, с самого начала должно быть ясно, что, каким бы различным ни было распределение на различных ступенях общественного развития, в нем, так же как и в производстве, могут быть выделены общие определения, и все исторические различия точно таким же образом могут быть смешаны и стерты

в общечеловеческих законах. Например, раб, крепостной, наемный рабочий – все они получают известное количество пищи, которое дает им возможность существовать как рабу, как крепостному, как наемному рабочему. Завоеватель, живущий за счет дани, или чиновник, живущий за счет налогов, или земельный собственник – за счет ренты, или монах – за счет милостыни, или священнослужитель – за счет десятины, – все они получают долю общественного продукта, определяемую другими законами, чем доля раба и т. д. Два основных пункта, которые все экономисты ставят под этой рубрикой, – это: 1) собственность, 2) ее охрана юстицией, полицией и т. д.

На это следует весьма кратко ответить:

ad 1. Всякое производство есть присвоение индивидом предметов природы в рамках определенной формы общества и посредством нее. В этом смысле будет тавтологией сказать,. что собственность (присвоение) есть условие производства. Смешно, однако, делать отсюда прыжок к определенной форме собственности, например к частной собственности (что к тому же предполагало бы в качестве условия равным образом еще и противоположную форму – отсутствие собственности). История, наоборот, показывает нам общую собственность (например, у индийцев, славян, древних кельтов и т. д.) как более изначальную форму, – форму, которая еще долго играет значительную роль в виде общинной собственности. Мы здесь еще совершенно не касаемся вопроса о том, растет ли богатство лучше при той или другой форме собственности. Но что ни о каком производстве, а стало быть, и ни о каком обществе, не может быть речи там, где не существует никакой формы собственности, – это тавтология. Присвоение, которое ничего не присваивает, есть contradictio in subjecto*( противоречие в самом предмете. Ред.).

ad 2. Охрана приобретенного и т. д. Если эти тривиальности свести к их действительному содержанию, то они означают больше, чем известно их проповедникам. А именно: что каждая форма производства порождает свойственные ей правовые отношения, формы правления и т. д. Грубость и поверхностность взглядов в том и заключается, что явления, органически [М—5] между собой связанные, ставятся в случайные взаимоотношения и в чисто рассудочную связь. У буржуазных экономистов здесь на уме только то, что при современной полиции можно лучше производить, чем, например, при кулачном праве. Они забывают только, что и кулачное право есть право и что право сильного в другой форме продолжает существовать также и в их “правовом государстве”.

Когда общественные порядки, соответствующие определенной ступени производства, только возникают или когда они уже исчезают, естественно происходят нарушения производства, хотя и в различной степени и с различным результатом.

Резюмируем: есть определения, общие всем ступеням производства, которые фиксируются мышлением как всеобщие; однако так называемые всеобщие условия всякого производства суть не что иное, как эти абстрактные моменты, с помощью которых нельзя понять ни одной действительной исторической ступени производства.

2. Общее отношение производства к распределению, обмену, потреблению

Прежде чем вдаваться в дальнейший анализ производства, необходимо рассмотреть те различные рубрики, которые экономисты ставят рядом с производством.

Первое поверхностное представление: в процессе производства члены общества приспосабливают (создают, преобразовывают) продукты природы к человеческим потребностям; распределение устанавливает долю каждого индивида в произведенном; обмен доставляет ему те определенные продукты, на которые он хочет обменять доставшуюся ему при распределении долю; наконец, в потреблении продукты становятся предметами потребления, индивидуального присвоения. Производство создает предметы, соответствующие потребностям; распределение распределяет их согласно общественным законам; обмен снова распределяет уже распределенное согласно отдельным потребностям; наконец, в потреблении продукт выпадает из этого общественного движения, становится непосредственно предметом и слугой отдельной потребности и удовлетворяет ее в процессе потребления. Производство выступает, таким образом, как исходный пункт, потребление – как конечный пункт, распределение и обмен – как середина, которая, в свою очередь, заключает в себе два момента, поскольку распределение определяется как момент, исходящий от общества, а обмен – как момент, исходящий от индивидов. В производстве объективируется личность; в потреблении субъективируется вещь; в распределении общество берет на себя, в форме господствующих всеобщих определений, опосредствование между производством и потреблением; в обмене они опосредствуются случайной определенностью индивида.

Распределение определяет отношение (количество), в котором продукты достаются индивидам; обмен определяет те продукты, в которых индивид [М—6] требует себе свою часть, уделенную ему распределением.

Производство, распределение, обмен, потребление образуют, таким образом, правильный силлогизм: производство составляет в нем всеобщность, распределение и обмен – особенность, а потребление – единичность, замыкающую собой целое. Это, конечно, связь, но поверхностная. Производство [согласно политико-экономам ] определяется всеобщими законами природы, распределение – общественной случайностью, и его влияние на производство может поэтому быть или более благоприятным, или менее благоприятным; обмен находится между ними обоими как формально общественное движение, а заключительный акт —потребление, рассматриваемое не только как конечный пункт, но также и как конечная цель, – лежит, собственно говоря, вне политической экономии, за исключением того, что оно, в свою очередь оказывает обратное воздействие на исходный пункт и вновь дает начало всему процессу.