Капитализму в России не бывать!

Антонов Михаил Федорович

Хотя Бухарин вёл себя тихо и даже в письме Ворошилову одобрил казнь Каменева, следствие теперь уже без особого труда нашло доказательства его вины, как и вины его ближайших сторонников. Ведь и раньше было известно, что Бухарин уже после своих покаянных речей встречался с Каменевым. Троцкисты и бухаринцы объединялись в борьбе против большинства в ЦК во главе со Сталиным. Конечно, ни Бухарин, ни Рыков шпионами и диверсантами не были. Но Бухарин, даже снятый со всех важных постов, стал знаменем, вокруг которого объединялись все недовольные сталинским режимом, и в этом качестве представлял большую опасность. Документ, составленный сторонником Бухарина Рютиным, был по сути новым объявление войны Сталину.

Поэтому в феврале 1937 года Бухарин и Рыков с несколькими другими своими сторонниками были арестованы. Улики их деятельности, направленной против руководства партии, были столь очевидны, что отрицать свою вину арестованным было бессмысленно.

Суд

Во время суда над новой группой заговорщиков в 1938 году прокурор Вышинский спросил Бухарина об их заговорщической организации. Бухарин в ответ, хотя и витиевато, скажет знаменательные слова:

«Она преследовала, по существу говоря, — хотя, так сказать, может быть, недостаточно сознавала и не ставила все точки над «и», — своей основной целью реставрацию капиталистических отношений в СССР».

Но признание Бухарина было половинчатым. Он признал себя в общем виде виновным в «измене социалистической Родине», «организации кулацких восстаний», «подготовке террористических покушений и дворцовых переворотов», но отверг все обвинения в шпионаже, диверсиях и других конкретных деяниях, в которых его обвиняли, назвав их вздором, и высмеял прокурора. Возможно, ему хотелось выглядеть более достойно в глазах будущих поколений. Но такое его иезуитское покаяние было сочтено за признак того, что он по существу «не разоружился» перед партией ни идеологически, ни политически. Тяжело читать его признания, последнее слово и прошение о помиловании — оно было отклонено. Бухарин и другие члены его группы были осуждены и расстреляны.

Как всегда, политика тесно переплеталась с личными отношениями. Рассказывают, что в 20-е годы Сталин, находясь в отпуске на юге, встретился с Бухариным и предложил ему заключить союз против остальных членов Политбюро. «Если соединить твой талант, Николай, — будто бы говорил он, — и мои организаторско-административные возможности, против нас никто не устоит. Ну, кто такие Зиновьев и Каменев? Ничтожества!» Бухарин по возвращении в Москву передал содержание этого разговора Зиновьеву и Каменеву. Те долго потешались над амбициями Сталина. «Этот шашлычник хочет встать рядом с нами!» Сталин не простил Бухарину такого предательства.

Другая версия того же разговора: Сталин говорит Бухарину: «Мы с тобой — Гималаи, а остальные — ничтожества». Оба приходят на заседание Политбюро, и Бухарин рассказывает о разговоре со Сталиным. Тот в бешенстве кричит: «Врёшь! Ты это придумал, чтобы натравить на меня членов Политбюро!».

Пока Бухарин был союзником в борьбе с троцкистами, Сталин его защищал: «Крови Бухарчика требуете? Не дадим вам Бухарчика!». Но когда стало известно, что сам Бухарин пытался снова установить связь с Зиновьевым и Каменевым, его участь была решена.

Всё могло бы быть иначе

Возможно, Сталин тоже не хотел «крови Бухарчика». Всё-таки когда-то их связывали дружеские отношения, каких у Сталина не могло быть ни с Троцким, ни с Зиновьевым, ни с Каменевым. Сталин в письмах ласково называл Бухарина «Бухашкой». Конечно, Сталин мог переступить через любые личные привязанности, но в данном случае он мог быть искренним. Он и раньше давал понять Бухарину, что готов снять некоторые обвинения, если тот откажется от выступлений против его политики, а тем более теперь. Ведь в положении «генерала без армии» Бухарин не был ему страшен, особенно если бы оказался вне СССР.

Сталин отправил Бухарина с женой в командировку во Францию и, вероятно, не возражал

бы, если бы тот остался за рубежом. В Париже Бухарин сделал на французском языке доклад о «пролетарском гуманизме». Очевидно, эта идея зародилась у него под впечатлением страшных сцен хладнокровного уничтожения женщин и детей и иного насилия, которыми изобиловали борьба с кулачеством и коллективизация. Тогда многие коммунисты выходили из партии, иные кончали жизнь самоубийством, тысячи заболевали психически или превращались в садистов. Массовое озверение людей, по мнению Бухарина, грозило дегуманизацией советского аппарата и превращением СССР в подобие «Железной пяты» Джека Лондона.

Отпуская Бухарина, Сталин считал, что тот на Западе не был бы для него таким опасным врагом, как Троцкий. Ведь Троцкий был «левее» Сталина, и вокруг него собрались «леваки» из многих стран мира, так что образовался троцкистский интернационал. А Бухарин был «правым», вряд ли кому-то интересным на Западе. Но Бухарин убедился, что сколько-нибудь видного положения в эмиграции он занять не может, а человеку, долгие годы находившемуся в высших властных сферах огромного государства и привыкшему к почёту и уважению, роль рядового эмигранта казалась недостойной его таланта. К тому же, видимо, тогда он ещё рассчитывал на возможность успеха в борьбе за власть в СССР, намеревался вести на Родине борьбу за свою концепцию и считал её не безнадёжной. Поэтому вернулся в Москву, где вскоре и нашёл свой конец.

Конец нэпа — конец «ленинской гвардии»

С падением группы Бухарина решилась и судьба нэпа. Партия увидела, что страна оставалась технически отсталой, у государства не было средств — частники нашли тысячи способов разворовывать бюджетные деньги, получать и не возвращать кредиты. Государственные служащие, получавшие скромную зарплату, видя, как громадные деньги делаются комбинаторами буквально «из воздуха», часто поддавались искушению и брали взятки, аппарат власти гнил на корню. Немногие предприятия, сданные в концессию иностранцам, действовали разлагающе на население: концессионеры платили рабочим больше, чем на государственных предприятиях. А главное — кулак не хотел отдавать излишки хлеба по ценам, устанавливаемым государством, и страна вновь оказалась перед угрозой голода.

Вот тут нэпу пришёл конец — совершенно объективно. Партии стало ясно, что почти десять лет потеряны напрасно, перед угрозой возможного нападения со стороны капиталистических государств надо срочно осуществлять индустриализацию страны. Но индустриализация страны была невозможной без коллективизации сельского хозяйства (чего до сих пор не понимают многие «патриоты», которые хвалят Сталина за создание промышленности и критикуют за коллективизацию). Ведь нужно было не только строить заводы и фабрики, но и обеспечить их рабочей силой, а её можно было получить только из деревни, заменив единоличный труд крестьянина с сохой на своём крохотном поле коллективным трудом на больших земельных массивах с применением самой современной сельскохозяйственной техники. Только так можно было высвободить в деревне миллионы рабочих рук.

Задачу Сталин поставил предельно жёстко: мы отстали от передовых стран Запада на пятьдесят — сто лет. Либо мы преодолеем это отставание за десять лет, либо нас сомнут. А отношение к нэпу он в конце концов сформулировал вполне определённо: «Мы послали нэп к чёрту».

Но эта установка на построение социализма в отсталой стране «верным ленинцам» казалась нарушением самых основ марксизма и ленинизма и объективно толкала их в оппозицию сталинскому режиму. Ряд судебных процессов по делу об антисоветских заговорах и вообще большая чистка 1937–1939 годов окончательно свели с исторической арены прослойку ленинской «партийной гвардии».