Капитан Хорнблауэр. Под стягом победным
Шрифт:
Мальчишеское лицо побелело. Он пытался оглянуться на старших, но взор его был прикован к свирепым очам Креспо.
– Я клянусь, – повторил Креспо еще более угрожающе.
Мальчик открыл рот и без единого звука его закрыл. Потом он судорожно сбросил с себя гипнотическое оцепенение. Его рука вздрогнула и опустилась, он отвернулся от указующего перста Креспо. В тот же миг левая рука Креспо метнулась; движение было столь молниеносно, что все не сразу заметили в ней пистолет. Прогремел выстрел, и мальчик, с пулей в животе, в судорогах повалился на палубу. Не обращая внимания на его извивающееся тело, Креспо повернулся к следующему.
– Теперь
Тот поклялся сразу же, дрожащим голосом повторяя за Креспо слова. Пяток фраз был примерно на одну тему: в них провозглашалось всемогущество Эль-Супремо, утверждалась вера говорившего и в одной кощунственной фразе отвергалось существование Бога и девственность Божьей Матери. Остальные последовали его примеру. Один за другим повторили они слова клятвы, не обращая внимания на умирающего у их ног мальчика. Креспо снизошел до того, чтобы того заметили, только когда церемония закончилась.
– Выбросите его за борт, – сказал он коротко.
Офицеры лишь мгновение медлили под его взглядом, потом один поднял мальчика за плечи, другой за ноги, и перебросили еще живое тело через борт.
Креспо подождал всплеска, затем подошел к облупившимся, некогда позолоченным шканцевым поручням. Толпа на шкафуте тупо слушала его зычный голос. Хорнблауэр, всматриваясь в матросов, понял, что проповеднические усилия Креспо едва ли встретят сопротивление. В команде не было ни единого европейца. Вероятно, за долгую службу «Нативидада» в Тихом океане первоначальная команда полностью вымерла. Только офицеров присылали из Испании; матросов набирали из туземцев. Меж ними были и китайцы, и негры, и люди с незнакомой Хорнблауэру наружностью – филиппинцы.
Своей пятиминутной речью Креспо покорил их всех. Он не разъяснял им божественность Эль-Супремо, только упомянул его имя. Эль-Супремо, сказал он, возглавляет движение, поставившее своей целью свергнуть испанское владычество в Америке. Через год весь Новый Свет от Мехико до Перу будет у его ног. Придет конец притеснениям, жестокостям, рабству на рудниках и в полях. Всем дадут землю, свободу и счастье под милосердным правлением Эль-Супремо. Кто пойдет за ним?
Похоже было, что все. В конце речи слушатели разразились приветственными криками. Креспо подошел к Хорнблауэру.
– Спасибо, капитан, – сказал он. – Я думаю, теперь присутствие вашей призовой команды излишне. Я и мои офицеры разберемся с попытками неподчинения, ежели таковые возникнут.
– Думаю, так, – проговорил Хорнблауэр немного горько.
– Кое-кто из них может не так легко принять просвещение, когда до этого дойдет, – заметил Креспо с ухмылкой.
Возвращаясь на «Лидию», Хорнблауэр с горечью вспоминал об убийстве штурманского помощника. Это преступление он обязан был предотвратить – он поднялся на борт «Нативидада» в значительной степени для того, чтобы не допустить зверств, и это ему не удалось. И все же он сознавал, что такого рода жестокость не скажется дурно на его матросах, как было бы в случае хладнокровной расправы над офицерами. Команду «Нативидада» против воли принудили служить новому хозяину – но то же самое сделали вербовщики с тремя четвертями команды «Лидии». Порка или смерть ожидали англичанина, если тот откажется подчиниться офицеру, узурпировавшему над ним власть, – английские моряки вряд ли будут негодовать на даго в сходной ситуации, хотя со свойственным английскому простонародью отсутствием логики возмутились бы, если бы Креспо с соблюдением всех формальностей
Мысли Хорнблауэра неожиданно прервал пушечный выстрел с «Нативидада», тут же подхваченный «Лидией». Он едва не подпрыгнул на кормовой банке баркаса, но глянул через плечо и успокоился. Новый флаг развевался теперь на флагштоке «Нативидада», синий с желтой звездой посередине. Грохот пушек раскатился по всему заливу; когда Хорнблауэр поднялся на борт «Лидии», салют еще не смолк. Мистер Марш, артиллерист, расхаживал по палубе полубака, бормоча себе под нос, – Хорнблауэр распознал профессиональную присказку.
– Не будь я круглым дураком, ноги б моей не было здесь. Пли, семь. Я оставил жену, я оставил детей, увижу ли их, бог весть. Пли, восемь.
Через полчаса Хорнблауэр на берегу встречал Эль-Супремо. Тот прискакал пунктуально, минута в минуту. За ним тянулась оборванная свита. Эль-Супремо не потрудился представить капитану своих приближенных, только поклонился и сразу шагнул в баркас. Те, по очереди подходя к Хорнблауэру, сами называли свои ничего не говорящие ему имена. Все они были чистокровные индейцы, все – генералы, исключая двух полковников, и все явно преклонялись перед своим повелителем. Их манера держаться, всякий их шаг выдавали не просто страх – во всем сквозило восхищение, можно даже сказать – обожание.
На переходном мостике фалрепные, боцманматы и пехотинцы приготовились встречать Эль-Супремо пышными воинскими почестями, но тот, поднимаясь по трапу, вновь изумил Хорнблауэра, когда мимоходом бросил:
– Меня полагается приветствовать двадцатью тремя выстрелами, капитан.
Это – на два выстрела больше, чем причиталось бы его величеству королю Георгу, случись тому подняться на борт «Лидии». Хорнблауэр минуту смотрел прямо перед собой, судорожно придумывая, как бы отказать, и наконец успокоил свою совесть, сочтя, что такое количество выстрелов будет лишено всякого смысла. Он поспешно отправил посыльного к мистеру Маршу с приказом сделать двадцать три выстрела – странно, как юнга в точности воспроизвел реакцию Хорнблауэра: сперва уставился на него, потом взял себя в руки и поспешил прочь, успокоенный мыслью, что отвечает не он, а капитан. Хорнблауэр с трудом подавил улыбку, представив изумление Марша и раздражение в его голосе, когда он дойдет до: «Не будь я круглым дураком, ноги б моей не было здесь. Пли, двадцать три».
Эль-Супремо вступил на шканцы и рассматривал их с пристальным любопытством, но стоило ему заметить на себе взгляд капитана, как интерес исчез с его лица, уступив место прежнему отвлеченному безразличию. Он, казалось, слушал, но смотрел поверх голов Буша, Джерарда и прочих, пока капитан их представлял. Когда Хорнблауэр спросил, не желает ли Эль-Супремо осмотреть корабль, тот лишь мотнул головой. Наступило неловкое молчание, которое прервал Буш, обратившись к своему капитану:
– «Нативидад» поднял еще один флаг на ноке рея, сэр. Нет, это не флаг, это…
Это было человеческое тело. Черное на фоне голубого неба, оно медленно поднималось, дергаясь и крутясь в воздухе. Через мгновение второе тело подтянули к другому ноку рея. Все глаза неосознанно устремились на Эль-Супремо. Он по-прежнему смотрел вдаль, ни на чем не фокусируя взгляда, но все знали, что он видел. Английские офицеры в поисках указаний поспешно глянули на капитана и, подчиняясь его примеру, неловко притворились, будто ничего не заметили. Дисциплинарные меры на корабле иной нации – не их ума дело.