Капитан Хорнблауэр
Шрифт:
XVII
С мачты «Лидии» ясным днем в Тихом океане корабль можно различить на расстоянии около двадцати миль. Таким образом, под наблюдением оказывался круг радиусом в двадцать миль. Оставшиеся до рассвета часы Хорнблауэр напряженно считал — прикидывал параметры круга, внутри которого вероятно обнаружить неприятеля. «Нативидад» может быть совсем рядом, а может — в пятидесяти или даже в ста милях. Это означает, что взаимное расположение кораблей на заре определяется чистой случайностью. Почти пятьдесят против одного, что они «Нативидад» не увидят; пятьдесят шансов против одного, что профессиональная репутация Хорнблауэра безвозвратно погибнет,
Чернота сменилась серостью. Теперь уже можно было угадать очертания корабля, ясно видны были грот- и фор-марсели. За кормой на сером небе проступал слабый розоватый отсвет. Вот уже за бортом бегут не только белые гребни, во и сами волны. Впереди погасли звезды. Привычный глаз мог уже видеть на милю вокруг судна. И вот, когда «Лидия» приподнялась на волне, за кормой на востоке блеснуло над горизонтом золотистое зернышко, исчезло, вновь появилось и стало расти. Вскоре оно превратилось в большой ломоть солнца и принялось впитывать слабую мглистую дымку над морем. Потом поднялся весь диск, и чудо восхода завершилось.
— Вижу парус! — оглушительно заорал впередсмотрящий. Хорнблауэр угадал правильно.
Прямо впереди, милях в десяти от них, покачивался «Нативидад», до странности непохожий на тот, что они видели вчера утром. Каким-то образом там установили временный рангоут. Там, где раньше стояла фок-мачта, теперь торчал обломок фор-стеньги, неуклюже наклоненный к корме. Грот-стеньгу заменили легким рангоутным деревом — вероятно, бом-брам-стеньгой. На временных мачтах красовалось странное собрание плохо прилаженных парусов — кливеров, блиндов и стакселей, призванных уравновесить действие грота, крюйселя, контр-бизани и удерживать корабль круто к ветру. «Мамаша Браун развесила свою постирушку», — заметил Буш.
Завидев «Лидию», неприятель положил руль на борт — мачты слились — и двинулся прочь от фрегата.
— Будет кильватерная погоня, — сказал Джерард, не отрывая от глаз подзорную трубу. — Полагаю, им хватило вчерашнего.
Хорнблауэр слышал это замечание. Сам он лучше понимал Креспо. Если тому выгодно оттянуть бой (а это несомненно так), он вполне разумно будет тянуть до последнего. В море ничто нельзя предсказать наверняка. Что-то может помешать «Лидии» вступить в бой — нежданно-негаданно налетит шквал и сломает ей мачту, внезапно упадет туман, — да мало ли что случается на море! Пока остается шанс уйти от «Лидии», Креспо постарается его не упустить. Все это было логично, хотя и не очень доблестно, вполне в духе Креспо.
Долг Хорнблауэра — этого не допустить. Он внимательно посмотрел вслед «Нативидаду», окинул взглядом паруса «Лидии», убедился, что все дают тягу, и напомнил себе о людях.
— Пошлите матросов завтракать, — сказал он. Каждый капитан королевского судна старается, по возможности, вести матросов в бой сытыми.
Сам он остался на палубе, и, не в силах больше стоять, заходил взад и вперед по шканцам. Сейчас «Нативидад» ищет спасения в бегстве, но Хорнблауэр знал, что, настигнутый, он будет сражаться беззаветно. На хрупкую древесину фрегата вновь посыплются двадцатичетырехфунтовые ядра. Они вчера нанесли достаточный урон — Хорнблауэр слышал скорбный перестук помп, которые откачивали непрерывно поступавшую в пробоины воду. Этот перестук так и не смолкал со вчерашнего дня. С временной мачтой, текущая,
Вдруг рядом появился Полвил. В руке он держал поднос.
— Завтрак, сэр, — сказал он. — А то ваше время обедать придет, когда мы будем сражаться.
Увидев поднос, Хорнблауэр вдруг осознал, как страстно желает эту дымящуюся чашку кофе. Он жадно схватил ее, торопливо глотнул и тогда только вспомнил, что не должен показывать себя перед слугой простым смертным, способным испытывать голод или жажду.
— Спасибо, Полвил, — сказал он, отпивая помаленьку.
— А ейная милость шлют вам свои приветствия, сэр, и просят, чтоб им разрешили остаться в кубрике, когда начнется бой.
— Кхе-хм, — сказал Хорнблауэр, уставясь на Полвила. Неожиданная просьба застигла его врасплох. Всю ночь он старался забыть о леди Барбаре, как иной старается забыть про зубную боль. В кубрике леди Барбара будет отделена от раненых одной лишь тоненькой занавеской. Это не место для женщины. Но то же можно сказать о канатном ящике. Говоря по чести, на идущем в бой фрегате женщине вообще не место.
— Отправьте ее куда хотите, лишь бы подальше от ядер, — сказал он раздраженно.
— Есть, сэр. Еще ейная милость велели сказать, что желают вам сегодня всяческой удачи, сэр, и… и… не сомневаются, что вы добьетесь успеха, которого… которого заслуживаете.
Полвил произнес эту длинную речь с запинкой — он явно выучил ее не так хорошо, как желал бы.
— Спасибо, Полвил, — мрачно сказал Хорнблауэр. Он вспомнил, как леди Барбара смотрела на него вчера с главной палубы. Лицо ее было четко очерченное и пронзительное, как шпага — такое уж нелепое сравнение пришло ему в голову.
— Кхе-хм, — сказал он сердито. Он знал, что лицо его смягчилось — не хватало, чтобы Полвил заметил и, сопоставив с темой разговора, угадал причину. — Идите вниз и позаботьтесь, чтоб ее милости было удобно.
Матросы, закончив завтракать, вывалили на палубу, помпы застучали повеселее — уставшие работники сменились новыми. Орудийные расчеты встали у пушек, немногие свободные от дел собрались на полубаке и рьяно обсуждали продвижение судна.
Буш явился на шканцы провозвестником беды.
— Как вы думаете, сэр, ветер подержится? — спросил он. — Что-то мне кажется, солнце его глотает.
Сомнений быть не могло: по мере того, как солнце поднималось, ветер стихал. Волны по-прежнему были короткие и крутые, но «Лидия» двигалась по ним без былой легкости. Она неизящно дергалась и кренилась с носа на корму, лишенная устойчивой тяги, которую давал бы хороший ветер. Небо над головой быстро приобретало голубоватый металлический оттенок.
— Мы их быстро нагоняем, — сказал Хорнблауэр, не отрываясь взглядом от «Нативидада», чтоб не обращать внимания на предостережение стихий.
— Три часа, и мы их догоним, — сказал Буш. — Лишь бы ветер подержался.
Становилось жарко. Горячие солнечные лучи казались еще горячее после относительной прохлады ушедшей ночи. Матросы перебрались в тень под переходными мостиками и устало лежали там. Мерный перестук помп теперь, когда ветер ослаб, казалось, стал громче. Хорнблауэр вдруг понял, что если хоть на минуту подумает об усталости, она его одолеет. Он упрямо стоял на шканцах, солнце пекло ему спину. Он ежеминутно поднимал подзорную трубу и смотрел на «Нативидад». Буш суетился, разворачивал паруса — ветер часто менял направление.