Капитан идет по следу
Шрифт:
По рассказу Веревкина дело представлялось так.
В субботу, восемнадцатого августа, выждав зарплату, старик опечатал сейф. В кассе осталось двести восемьдесят три тысячи триста двенадцать рублей.
В понедельник он не сразу пошел на работу, а явился в госбанк: получить сто семьдесят тысяч рублей. Сделать это не удалось, и к вечеру Веревкин направился на завод.
Шкаф, мастичная печать, замок — все было в исправности. Но, открыв сейф, кассир увидел на полках только остатки денег.
Директор завода срочно принял меры. Комиссия — начальник
Закончив допрос Веревкина, я сделал выводы. Вор не был здесь чужим и, несомненно, знал распорядок работы в бухгалтерии. Он имел доступ к ключу от шкафа. Вход и выход с завода под контролем, выйти с вещами без пропуска нельзя. А столько денег без чемодана не унесешь.
Кто же это? Проще всего допустить: Веревкин. Он — тридцать лет на заводе, его хорошо знают рабочие и охрана. Кассира впускают и выпускают через проходную с любыми вещами без пропуска.
Я решил взять Веревкина под стражу. Как бы, пользуясь свободой, он не замел следы кражи. Но у меня уже была — помните? — ошибка. Я не хотел очутиться снова в положении голого короля из сказки.
Я сделал все, чтобы не промахнуться и теперь.
Эксперты обследовали сейф. Сомненья не было: замок открыли ключом. Сам кассир утверждал: мастика на дверце была цела. А мастичную печать выдавали только Веревкину.
Экспертиза установила: все следы пальцев на гладкой дверце шкафа принадлежат кассиру. Выходит, кроме него никто не прикасался к окрашенному металлу.
Один из сотрудников завода, сосед Веревкина, сообщил, что кассир только что купил дорогие вещи.
Всю ночь я не спал, обдумывал факты и не мог прийти ни к какому иному решению.
Двадцать второго августа Эврипиду Михеевичу Веревкину предъявили обвинение в краже двухсот шестидесяти тысяч и арестовали.
Дело Веревкина передали в следственный отдел. Через неделю старик был освобожден. Мне сообщили: против кассира нет улик.
Я сейчас же пришел к Крестову.
— Еще одно пятно на твоей совести, Смолин, — хмуро сказал полковник. — Эта ошибка и тебя и нас ставит в глупое положение. Однажды тебя поправлял следователь прокуратуры. Что же, ты так и хочешь работать — весь в няньках? Ищи выход. Найдешь — останешься, не найдешь — уберем.
Крестов молча поглядел на меня и неожиданно рассмеялся.
— Я хочу, чтоб ты остался, Александр Романович. Знаю: у нас трудное, небезоплошное дело. Выслушай добрый совет. Просчеты с Веревкиным и Самсоновым — по-моему — одного корня. Давай подумаем вместе.
Не мыслишь глубоко и всесторонне — не разберешься в явлении. Не поставишь его в связь с другими, не найдешь истоки…
— Мне это понятно…
— Я уверен. К беде, мы не всегда умеем пользоваться хорошими истинами. Ясно же: эта кража, как и любое другое явление, как-то затронула другие явления, людей, предметы. Вор, хоть семи пядей во лбу, не может отгородиться от всего, что его окружает. Он встречается с людьми, трогает
— Иногда не находят никаких следов и упускают виновных…
— Это ровно ничего не доказывает. Следы должны быть. Просто мы не всегда видим их. В итоге получаются ошибки, вроде твоей.
Полковник ответил на телефонный звонок и продолжал:
— За годы работы в уголовном розыске я видел не раз: сыщик уже кончает следствие и вдруг замечает — идет не той дорожкой, просмотрел важнейшие факты.
У нас редко бывают прямые доказательства, скажем, вора изобличили свидетели, и он тут же сознается во всем. Чаще мы имеем дело с косвенными уликами. Это всего-навсего дальние факты. Но они помогают сделать выводы о других фактах, которые потом лягут в основу обвинения.
Вот эти-то факты нужно скрепить воедино. Только тогда косвенные улики могут стать силой, цепью доказательств, через которую обвиняемый уже не прорвется. Каждое звено в этой цепи должно быть прочным и туго сцепленным с другим звеном.
А ты как вел сыск? Ухватился за одну догадку. За самую вероятную, как тебе показалось. Будто не знаешь, когда чудится, что все лежит поверху и есть только одно толкование, чаще всего и случаются промашки. Именно тогда неопытный сыщик, следователь прокуратуры подгоняют один факт к другому и крепят их в единую, но — к беде нашей — непрочную цепь.
Как ты допрашивал Веревкина? Ведь ты решил почти сразу: кассир сам похитил деньги. Потому и выяснял: нужен ли ему пропуск, что он купил в последние дни? Ты старательно обыскал квартиру и шаг за шагом сбивал сыск на ложный путь. Ты даже не запнулся о такую деталь: Веревкин сам сказал тебе, что печать на сейфе была цела. Какой жулик станет сам наговаривать на себя?
Я не судил бы тебя так строго, если бы ты занялся и другими версиями, когда бы широко и прочно плел свою сеть. Ты же поступил шиворот-навыворот. Результаты, как видишь, негустые.
Полковник помолчал и сказал:
— Иди и помни, что тебя уберут, коли не найдешь вора.
Я попрощался с Крестовым и снова пошел на завод, не очень-то рассчитывая на успех.
Что делать? Надо, видно, вспомнить все, что связано с кражей.
Итак, в субботу Веревкин ушел со службы после гудка. В понедельник кассир явился на завод к исходу дня. Почему? Пошел в банк за крупной суммой. Но какая нужда была в этом? В кассе лежало почти триста тысяч рублей, а срочных выплат не предвиделось.
Это я и раньше знал. Но тогда мне казалось: старик с умыслом тянул время, не шел на работу, стараясь сбить сыск.
Что же сейчас предпринять? Допросить Эврипида Михеевича? Очень уж неохота. Глупо я выглядеть буду!
На заводе мне отвели комнату, и я пригласил туда Веревкина.
— Можете меня извинить, Эврипид Михеевич?
— Тебя, дурака, нет, а для дела — ладно уж…
— Моя недоумка была, не отпираюсь. Но помогите.
— Ну, давай. Авось до чего-нибудь и доавоськаемся.