Капитан Невельской
Шрифт:
Даже случайное напоминание имени Невельского заставляло Катю призадуматься. Ей немного жаль было той умственной жизни, что начала у нее складываться во время бесед с ним.
Свадьбу Кати Зарины решили отложить на осень. И семья и общество были смущены и взволнованы тем, что Невельской решился свататься к просватанной невесте. По сути дела, произошел скандал, и Владимир Иванович решил, что надо дать морю успокоиться. Да и к свадьбе ничего не было готово.
Тетя полагала, что все надо делать осенью, когда будут деньги с двух деревень, принадлежавших
Муравьев выздоровел. Он увольнял одного за другим чиновников, которые выказали себя за время его болезни с нехорошей стороны. Ахтэ послан был на Север. Меглинский еще прежде отправлен с поручением губернатора на Джугджур.
Через некоторое время после отъезда Ахтэ получены были от купцов, торгующих на Севере, известия о его анекдотической скупости и трусости. Он обсчитал хозяйку квартиры в Якутске, заплатив ей в шесть раз меньше, чем следовало.
Пехтерь потускнел и однажды пожаловался Варваре Григорьевне на обиды, которые ему якобы чинят по службе.
Вся компания элегантных петербуржцев ожидала неприятностей, и даже Струве притих.
Наконец дело у Саши сладилось. Мазарович — приятель Пехтеря — был объявлен ее женихом. Сестры выходили за друзей.
Зарины уезжали на Байкал, а Катя расставалась с Пехтерем, который все это время был ее лучшим другом. Теперь, когда объявлено о помолвке, Пехтерь готов был ждать.
По Байкалу из Лиственничного ходил маленький чистенький пароходик, перевозивший господ в Горячинск на воды.
Путешествие по озеру-морю поразило Екатерину Ивановну. На всю жизнь запомнились ей необычайная голубизна воды, первое утро на Байкале, синева гор, ясность озера-моря, скалы под водой…
— Это поразительно! — сказала она и подумала: «Вот тот мир, в котором живет Невельской. Его мир прекрасен! Люди, живущие в нем, должны быть необыкновенными»;
В Горячинске сестры много ездили верхом. Катя все уверенней сидела в седле. Она настойчиво училась, желая, как она говорила, ездить не хуже Екатерины Николаевны, совершившей беспримерное путешествие в Охотск.
Иногда сам дядя учил ее скакать через препятствия и переезжать верхом горные речки. Дядя — старый офицер, участник балканских походов — прекрасный наездник.
Часто Катя одна выезжала на берег Байкала и останавливалась на скале, в раздумье глядя с огромной высоты на бесконечную гладь воды, по которой разбегался видимыми струями и пятнами ветер. Здесь Катя много думала о своих встречах с Геннадием Ивановичем. Теперь, вдали от Иркутска, на берегах озера-моря, она понимала, что не зря люди испытывают к нему ненависть, они завидуют ему.
Казалось, есть глубочайший смысл в том, что произошла размолвка. Она по-другому на все взглянула. И теперь думала, что, встреть его снова, она почувствовала бы себя виноватой перед тетей и дядей, но снова охотно слушала бы его. Иногда ей казалось, что она глубоко любит Невельского, и любовь к нему только теперь созрела.
Но Пехтерь — жених… Все за него, все решено.
С пароходом приходили письма от Пехтеря. Он очень остроумно описывал
Письма очень хороши, в них ни единой тени, ни липшего слова, но много тонко выраженного уважения, преклонения и нежности… Иногда — засушенный цветок, сорванный на прогулке во время раздумий там, где бывали вместе… Немного сентиментально, но в таком письме — трогательно.
Катя втайне желала поскорее видеть жениха и выйти замуж, чтобы все закончилось, чтобы забыть свои неприятности и не доставлять тревог семье.
Дядя излечился, и вся семья снова отправляется в Иркутск, на этот раз по сухопутью, на лошадях.
Дорога спускалась на юг в отдалении от моря, а потом огибала его, кое-где выходя на берег. Иногда Байкал открывался на всю ширь. Вид моря, огромного, девственного в своей голубизне, редких парусных судов на его блестящей поверхности, этих скал отвесных. Этих великих иссиня-черных лесов на огромных хребтах и панорамы гор, открывавшихся с каждого луга, с поймы моря, гор, из которых, как уверял дядя, вытекали реки, впадающие уже в бассейн Амура, — опять напоминали капитана Невельского.
Ехали с лакеями, горничными и казаками. Для девиц взяты были у бурят иноходцы, и сестры по большей части скакали верхом. Ночевали в палатках или в избах у русских крестьян. Всюду губернатора встречали хлебом-солью.
Подъезжая к Иркутску, к перевозу через Ангару, Катя радовалась, что сейчас она погрузится в привычную суету городской жизни.
Ангара — это серебристо-голубой ключ в пятьсот сажен шириной, зловеще быстрый, запавший между лесов и гор. За ней знакомые дома, соборы, дворец…
Жених явился к переправе с цветами. Это, конечно, из маленького имения его дяди, Ришье. Катя с радостью встретила учтивого и веселого Пехтеря, и он понял, что будет с ней счастлив.
Явилось сразу множество дел.
Оказывается, уже не те капоры, другая отделка, немного иной покрой. Несколько журналов из Парижа и Петербурга лежало дома. Это события! Заказы в магазины столицы посылались заранее. Кажется, пока путешествовали на курорт, жизнь сделала необычайный скачок. Посылки пришли на этих же днях; все именно такое, как в журналах. Такая радость! Не только пейзажи, как уверял дядя, но и вид новых платьев излечивает душу.
Но подвенечного еще не заказывали.
Муравьевы выехали в Петербург. И среди дам это толковалось в том смысле, что Николай Николаевич будет хлопотать о разрешении на выезд с женой за границу на отдых, в Париж, к ее родным.
Дядя в «контрах» с Николаем Николаевичем. Он остался недоволен некоторыми его распоряжениями, а более всего тем, что Муравьев не его, а Запольского оставил за себя. Дядя сказал раздраженно, что собирается уезжать на будущий год из Восточной Сибири.
Где-то в глубине души Катя знала, что Муравьев едет в Петербург далеко не из-за желания выхлопотать жене поездку в Париж.