Капитан "Оспрея" и другие рассказы

Джейкобс Уильям Уаймарк

Помощник едва заметно улыбнулся и сконфуженно взглянул на девушку; она слегка покраснела и с притворной беспечностью смотрела прямо перед собой. Оба они вздохнули с облегчением, когда вдруг очутились лицом к лицу с надвигавшейся на них шхуной.

— Вы всю реку хотите занять? — спросил рассерженный капитан, подбегая к борту своего корабля.

— Что же вы якорь не выкидываете, коли хотите на месте стоять.

— Не лучше ли вам уступить мне на минутку руль? — сказал помощник не без легкого злорадства в голосе.

— Нет, вы можете прогуляться на нос

и посмотреть, что там делается. Так будет меньше недоразумений. Возьмите с собой картофель и почистите его к обеду.

Помощник повиновался и плавание продолжалось в молчании. Проходившие мимо барки плыли к ним ближе обыкновенного, чтобы лучше рассмотреть красивого штурвального.

После обеда погода переменилась, и они вышли из Шеней при сильном, противном ветре. Пошел крупный дождь и команда "Оспрея" отправилась доканчивать ссору в трюм.

— Не обращайте на меня внимания, — сказала едко мисс Крингл, когда помощник закурил трубку.

— Виноват. Я не думал, что вы заметили, — отвечал помощник, — старик…

— Кто? — вежливым тоном прервала мисс Крингл.

— Капитан Крингл, — поправился помощник, — очень много курит, и я слышал от него, что вы любите запах трубки…

— Трубка трубке рознь… — наставительно заметила мисс Крингл.

Помощник высыпал табак на пол и растоптал ногой. Затем, положив руки в карманы, откинулся назад и начал мрачно смотреть на ливший с неба дождь.

— Если вы пришли сюда капризничать, — сказала строго девушка, — то лучше ступайте на нос. В сущности, здесь вам совсем не место.

— Я вовсе этого не думаю, — возразил помощник, к которому быстро вернулось хорошее настроение. — Я не понимаю только, о чем думал ваш отец, отпуская такую хор… отпуская такую девушку, как вы, в плавание…

— Если вы хотели сказать "хорошенькую" девушку, — сказала мисс Крингл со спокойным самоотвержением, — не бойтесь, скажите это. Капитан знает, что делает. Он говорил мне, что вы — ужасный трусишка; говорил, что вы — очень добрый молодой человек и член общества трезвости.

Помощник, признавая справедливость капитанской аттестации относительно своей воздержанности, горячо отрицал доброту в себе.

— Я понимаю желание вашего отца избавиться на время от вас, — заключил он, переходя все границы вежливости. — Его подагра никогда бы не прошла, если бы вы остались при нем. Больше того, — я бы не удивился, если бы мне сказали, что вы — причина его болезни.

Нанеся этот последний удар, он удалился, прежде чем девушка успела подумать о подходящем ответе, и, надувшись, уселся в маленьком, темном фор-кастеле [2] .

К вечеру ветер смягчился, волнение уменьшилось и они опять пошли по ветру. Девушка вышла на палубу, закутанная в клеенчатый плащ. Дождь продолжал лить. Они плыли вперед при свете мустига (фонарь), падавшем на черные волны. Помощник, промокший до костей, стоял у руля.

2

Фор-кастель —

приподнятая палуба в носовой части парусного судна, а также расположенная там каюта. То же, что полубак.

— Отчего же вы не сошли вниз и не надели плащ? — спросила девушка, увидев это.

— Не желаю! — отвечал помощник.

— Вам лучше знать… — сказала девушка и больше не заговаривала с ним.

В девять часов она остановилась у двери в каюту и отдала последние приказания на ночь.

— Я иду вниз, — сказала она, — разбудите меня в два часа. Покойной ночи…

— Покойной ночи! — отвечал он.

Девушка скрылась.

Оставшись один, помощник, начинавший дрожать от холода, ощупал в кармане трубку и собирался закурить, как вдруг услышал за собой тонкий, почти нежный голосок и, оглянувшись, увидел в дверях каюты голову девушки.

— Я спрашиваю, не ваш ли плащ я надевала? — нерешительно сказала она.

— Он к вашим услугам, — отвечал помощник.

— Отчего вы мне не сказали? — воскликнула с негодованием девушка. — Я бы ни за что не надела его если бы знала.

— Ничего. Он вас не отравит, — отвечал помощник злобно, — ваш отец оставил свой плащ в Ипевике в починке.

Девушка положила плащ на палубе и, громко хлопнув дверью, исчезла. Очень может быть, что заботы дня были слишком утомительны для нее. Когда она проснулась и взглянула на свои маленькие серебряные часики, было уже больше пяти часов и красные лучи солнца заливали каюту. Она вскочила и поспешно оделась.

Палуба обсыхала белыми полосами, когда она вошла. Помощник сидел у руля, глаза его покраснели от бессонной ночи.

— Я вам сказала, чтобы вы разбудили меня в два часа, — сказала она, подходя к нему.

— Очень хорошо, — отвечал помощник, — я решил, что достаточно рано будет и тогда, как вы проснетесь. Вы казались утомленной.

— Я решила, что вам лучше всего уйти отсюда, когда мы придем в Ипевик, — сказала девушка, кусая губы. — Я возьму кого-нибудь, кто будет слушаться моих приказаний.

— Я уйду, когда мы вернемся в Лондон, — сказал помощник, — я передам эту барку из рук в руки капитану и никому другому.

— Ладно, посмотрим, — сказала девушка, взявшись за руль. — Я думаю, что вы останетесь в Ипевике.

Вопрос этот больше не возбуждался до конца плавания. Помощник с мрачной гордостью оставался на палубе когда не был на вахте, и, насколько возможно, избавлял девушку от своего присутствия.

В таком воздержанном настроении они вошли в Орвель и легко понеслись к Ипевику.

Было уже поздно, когда они пристали, и новый шкипер сейчас же сошел на берег, оставив помощника на вахте. Прошло не больше часа после ее ухода, когда на пристани появился маленький телеграфист и, с величайшей опасностью взобравшись на барку, подал помощнику телеграмму. Помощник прочел и покраснел. С более чем обычной в телеграммах краткостью, в ней заключалась форменная отставка.

— Я получил от вашего отца телеграмму, изгоняющую меня вон, — сказал он, как только девушка вернулась.