Капитан Перережь-Горло. Западня
Шрифт:
– Уверена, что поможет, – ответила Ида с угрожающей любезностью. – Скажите, мадам Хепберн, как вы себя чувствуете?
– Очень хорошо! – отозвалась Мадлен. – Лучше, чем когда бы то ни было. А вы?
– Что вы имеете в виду?
– Вам не нужен Алан! – сказала Мадлен. – И никогда не был нужен! Капрал Шавасс был абсолютно прав!
– Капрал Шавасс? Кто это такой?
– Вы отлично знаете, кто он. Я слышала, как он говорил министру полиции чистую правду о вас. Ваше тщеславие было здорово задето, когда Алан сказал, что предпочитает вам меня, и вы поклялись во что бы то ни стало
Ида, не отходя от двери, не сводила с Мадлен странного взгляда.
– Кто же рассказал вам про лауданум? – осведомилась она.
– Никто. В этом не было нужды. Каждый мог заметить это, когда вы столь откровенно заигрывали с капитаном Мерсье.
– Вы смеете говорить мне…
– Смею, мадам? Я не уступаю вам в сообразительности, как и в других ваших достоинствах! Лаудапум находился в ташке у левого бока Мерсье, когда вы говорили с ним. В экипаже было темно и так сильно трясло, что он не мог заметить, как вы открыли ташку. Украсть всю бутылку вы не осмелились – капитан мог обнаружить пропажу. Но коньяк, который был в маленькой фляжке из вашего ридикюля, вы отдали капитану, поэтому могли перелить нужное вам количество лауданума в пустую фляжку, не так ли?
– А зачем мне это понадобилось, мадемуазель гувернантка?
– Будто вы не знаете! – воскликнула Мадлен.
– Если вы воображаете…
– Ничего я не воображаю! Подлив наркотик после обеда в мой кофе и в кофе капитана Мерсье, вы могли провести наедине с Аланом хоть целую ночь и отомстить мне унижением!
Покраснев от гнева, Мадлен шагнула вперед.
– О, вы никогда бы не рискнули позволить Алану выбраться из этого дома! – продолжала она. – Вы для этого чересчур фанатично преданы императору и так же, как и он, обожаете войну. Вы не рискнули бы, усыпив капитана Мерсье, дать Алану возможность выйти и разузнать планы вторжения! Но вы знали, что такой опасности нет! За нами ведь всю дорогу от Парижа следует другой офицер, не так ли? И он сделает все, от него зависящее, чтобы убить Алана и разбудить весь лагерь, если Алан попытается выйти из дома? Ну что, я права?
Ида расхохоталась, запрокинув голову.
– Конечно, вы правы! – с торжеством воскликнула она. – И завтра вы поймете, мадемуазель гувернантка, как легко заставить любого мужчину забыть вас! Терпеливо слушая ваш бред, я ожидала первых симптомов. Чувствуете головокружение и слабость в ногах? Вы ведь выпили кофе!
– Нет, – покачала головой Мадлен. – Вы сами его выпили, и, надеюсь, вам понравился привкус лауданума и остатков коньяка. Ну, чувствуете головокружение?
Ида резко выпрямилась. Тыльная сторона зеркала с шумом ударилась о дверную панель.
– Что за нелепая ложь!
– Говорю вам, вы выпили его сами, – повторила Мадлен, топнув ногой, – потому что я поменяла чашки, пока вы были так поглощены Аланом. Вы сами чувствуете, что это правда. Вам казалось, что у вас кружится голова от горячей ванны, но теперь вы знаете, что это не так. Верно?
Ида прыгнула вперед, размахивая тяжелым зеркалом, но не смогла удержать
Зеркало и ключ выпали у нее из рук. В этот момент за качающимися занавесами вновь сверкнула молния, пламя свечей заколыхалось в стеклянных плафонах, а в отдалении послышался удар грома, свидетельствуя о приближающейся буре.
Глава 12
ГРОМ НАД ЕВРОПОЙ
Гроза подкрадывалась легкими движениями, какие делает человек во время неспокойного сна. В воздухе чувствовался запах дождя, хотя на землю еще не падало пи капли. Отдаленное ворчанье грома, услышанное Мадлен в спальне, донеслось и до все еще сидящего за обеденным столом Алана.
В просторной столовой, расположенной спереди северного крыла дома, происходила таинственная сцена, совершенно непонятная Алану.
Массивная мебель из полированного черного дерева, инкрустированного желтоватым металлом, казалась особенно мрачной на фоне темно-красного ковра и алых с золотом оконных занавесов. Капитан Ги Мерсье сидел неподвижно, уронив лицо на стол, словно мертвецки пьяный. Правая рука лежала около опрокинутой рюмки с коньяком, а правая щека покоилась на раздавленной грозди винограда. Двадцать секунд назад его сабля с шумом упала на пол, где и осталась лежать.
На другом конце стола Алан приподнялся, держа в руке рюмку и недоверчиво глядя на компаньона.
– Мерсье! – громко окликнул он через несколько секунд, поставив рюмку на стол. – Какого черта? Что с вами? Мерсье!
Алан бросил взгляд на графин, на котором колебались отблески пламени свечей. Конечно, они изрядно выпили, но все же не столько, чтобы дойти до подобного состояния, даже учитывая то, что Мерсье провел ночь без сна после изнурительной скачки в пятьдесят лье на почтовых лошадях.
– Нет! – воскликнул он вслух. – Если бы я не был уверен, что это невозможно, то подумал бы…
Алан быстро подошел к другому концу стола и приподнял левое веко спящего. Несмотря на закатившееся глазное яблоко, он смог различить, что зрачок уменьшился до размеров булавочной головки.
– Так вот оно что! – промолвил Алан по-английски.
Наклонившись, он отодвинул защелку кожаной сабельной ташки Мерсье, вытащил флакон с темно-коричневой жидкостью и поднес его к свету. Из бутылки исчезло достаточное количество лауданума, чтобы крепко усыпить, а используя наркотик должным образом, даже отравить кого угодно.
Портьеры были задвинуты не полностью, и вспышка молнии озарила столовую мертвенно-бледным светом; рокот грома, на сей раз более близкий, вибрировал в золотом обеденном сервизе и раме портрета, висящего над буфетом. Алан поспешно засунул флакон в ташку, вытащил оттуда карту, которую отобрал у него Мерсье, сунул ее в карман и выпрямился, прислушиваясь.
Во всем доме не было слышно ни звука.
Герцогиня уже некоторое время назад заявила, что уходит спать и что слуги уже в постели, за исключением лакея по имени Виктор, весьма разговорчивого за обедом, который в любое время снабдит господ всем необходимым.