Капитан Ртуть
Шрифт:
Со штыками наперевес французы бросились на врага. Сиори с бешеной скоростью вращал мачете. Удалось завязать рукопашную. Разгорелся бой. Ртуть, как пушечное ядро, влетел в гущу противника. Бедняк проскочил между ногами мексиканцев и очутился рядом, он направо и налево раздавал тумаки, царапался, кусался. Питух орудовал горном, а Толстяк – прикладом.
Вдруг послышался пронзительный, визгливый голос:
– Брать живьем!
Человеческая масса сомкнулась вокруг наших героев как гигантские челюсти, удушая и парализуя. Руки и ноги им накрепко связали веревками. «Ртутисты» выкрикивали ругательства и оскорбления.
– Заткните им рты! – выкрикнул тот же голос.
Приказ был выполнен с пещерной
Партизаны увлекали французов прочь, почти заставляя бежать со связанными ногами. Пленные старались держаться с достоинством.
Внезапно Ртуть вздрогнул. Он увидел, что высокий мексиканец нес на плечах безобразное существо, кривошеее, однорукое и одноногое. Урод грозил своей культей, и из беззубого рта вырывался знакомый резкий голос:
– Попался, Ртуть! Теперь ты мой пленник! Сколько раз ты будешь умирать на моих глазах до того, как я тебя прикончу!
Это был Бартоломео Перес. Вероятно, поток выбросил его на берег, смял, поломал, но оставил в живых… для дальнейших преступлений и мести!
Ртуть сделал нечеловеческое усилие, чтобы разорвать путы, но не смог. В его глазах отражались непередаваемые ненависть и презрение. Негодяй лишь ухмыльнулся.
Внезапно вдали раздался глухой звук, эхо от которого долго отдавалось в горах. Ртуть понял: мать Ореола давала знать из Сальтильо, что его старания не были напрасны – раненые спасены.
Пленный улыбнулся: «Спасибо, мать Ореола!»
ГЛАВА 4
В плену. – Повешенный труп. – Живая мишень. – Пока человек жив… – Никаких самоубийств! – Час сна. – Голоса из-под земли. – Мысли Карбахаля. – Титубал и Кристофо-ро. – Сон ли это? – Надежда!
Итак, Ртуть снова оказался в плену. Четыре дня и четыре ночи его вели через пустынные, заброшенные края. Юноша страдал не столько от побоев и ужасного обращения, сколько при виде мучений своих товарищей. Самое главное – не сдаваться. Ртуть старался пересилить усталость и боль, чтобы не дать варварам повод для ликования.
Пленным вытащили кляпы [141] изо рта, как собакам бросили объедки на ужин и специально связали потуже, как можно больнее. Ночью, на привале, «ртутистов» побросали на холодную землю, как попало, категорически запретив разговаривать. Часовых вокруг было так много, что на каждого несчастного приходилось по двое молодчиков, поминутно вскидывавших ружья.
141
Кляп кусок дерева или тряпка, которыми затыкают рот пленника
Они постоянно старались причинить боль связанным пленникам, чтобы вырвать из них хотя бы стон. Тщетно! Мексиканцы приходили в бешенство от стойкости наших героев, молча, без единого звука, корчащихся в своих путах.
У Мариуса было два ранения в голову. Никто не подумал сделать перевязку, и на вторую ночь у него случилось кровоизлияние в мозг. Раненый закрыл глаза, перед ним проносились молнии. Бред перенес несчастного на родину, в Канебьер, сверкающий под ослепительным южным солнцем, в Андум, где он родился, в таверну [142] ,
142
Таверна – кабачок, трактир
Раненый не кричал, он стиснул зубы, напряг все мускулы в последнем усилии… и умер.
Дикари повесили труп на дерево.
Товарищи смотрели и молчали. Каждый ждал своего часа. У самого молодого парнишки, рабочего, приехавшего в Мексику из Франции в поисках приключений, начался приступ эпилепсии [143] . Он забился в судорогах с пеной у рта, мускулы так напряглись, что он частично разорвал путы. Беспорядочно размахивающие руки угрожали кому-то, но ни один крик не сорвался с уст несчастного, как будто он, как и все пленные, дал обет молчания.
143
Эпилепсия – хроническая болезнь головного мозга, характеризующаяся периодическими приступами судорог с потерей сознания
Партизан очень забавлял этот танец смерти, но потом им наскучило смотреть. Юношу привязали за ногу и подвесили на толстый сук вниз головой. Он извивался, не желая умирать, не желая кричать… Мексиканцы принялись стрелять в живую мишень, и несчастный наконец отдал Богу душу.
Лицо Питуха сделалось страшно: череп, обтянутый кожей, – голова мертвеца. Постоянно открытые глаза излучали черный испепеляющий свет. Один из палачей замахнулся было на него, но не посмел тронуть пленного.
Ртуть держали отдельно, в нескольких метрах от товарищей. Четверо дозорных постоянно сменялись около него: матерые волки, на которых можно было положиться. Мексиканцы хорошо знали капитана, не зря у него такое прозвище! Сколько раз они уже думали, что поймали его! Иногда казалось: еще немножко – и неуловимый будет схвачен, но внезапно он исчезал, а позже появлялся вновь, расстраивая планы мексиканцев. Подобно живой ртути, он скользил, перекатывался, проникал везде, не зная ни усталости, ни передышки.
Но теперь для него все кончено, приняты все необходимые меры. Каждые два часа дозорные менялись, мексиканцы шпионили еще и друг за другом.
Если он вздумает заговорить, заткнуть ему рот! Если зашевелится, ударить прикладом, а по мере надобности и колоть кинжалом. Каждую секунду проверялись путы, сильнее затягивались узлы, веревки еще и еще обвивали ноги и руки. И постоянные оскорбления…
Ртуть, бледный как смерть, с остановившимся взглядом, стойко переносил все: ни один мускул не дрогнул на его лице. Такая выдержка беспокоила мексиканцев, палачи удваивали бдительность.
Почему его не прикончат сразу, пока он беспомощен, не может ни сопротивляться, ни даже пошевелить рукой, ни позвать на помощь? Обо всем этом юноша спрашивал себя.
Ни на секунду он не терял ясность ума. С того момента, как капитан попал в плен, он не переставал думать о побеге – не своем собственном, а товарищей, и, конечно, о том, как взять реванш [144] . Пока он не видел такой возможности. Тем более, нужно найти способ, лазейку, штуковину, как говорят парижане. Пленник рассчитывал, прикидывал, не думая о том, что в любой момент палачи могут всадить ему пулю в лоб.
144
Реванш – отплата за поражение