Капитан Трафальгар (сборник)
Шрифт:
Но прежде чем приблизиться к ним, мы с отцом позаботились зарядить на всякий случай наши ружья. И слава Богу: несколько негров, более смелых и отважных, чем остальные, притаились в соседних кустах и, убедившись, что нас всего только двое, готовы были наброситься на тех, кто посмел нарушить их праздник.
Но достаточно было выпустить по ним наугад наши четыре заряда, чтобы и они обратились в бегство. Покончив с этим, мы с минуту стояли в нерешительности посреди лужайки, не зная, что нам теперь делать, как вдруг произошло что-то странное.
Несколько человек, вооруженных, в одежде местных полицейских, один за другим вышли из леса и чинно встали по обе
Но он одним жестом воспротивился нашему намерению.
— Констебли! — проговорил он, указывая на нас, — вы свидетели, что мы застали этих людей на месте преступления, при исполнении обряда Воду. Костер разведен, веревки наготове, жертвы уже задушены!… Преступление готово было совершиться… Именем закона арестуйте их!…
— Мерзавец, да разве ты не видишь, что мы, напротив, только что воспрепятствовали жертвоприношению Воду?! — воскликнул мой отец, указывая ему на раненых и наши еще дымившиеся ружья.
— В таком случае вам придется защищаться от обвинения в убийстве! — с наглой усмешкой проговорил негодяй.
Волей-неволей приходилось серьезно отнестись к делу, тем более, что мы окружены со всех сторон, разобщены и обезоружены, сверх того, нас связали веревками, которые каким-то образом оказались в карманах господ полицейских. Клерсина была подвергнута тому же, что мой отец, и я. Флоримона не связали, один из констеблей взял его за руку. Раненых тотчас же уложили на носилки, наскоро устроенные из жердей, досок и травы, часть констеблей понесли носилки, остальным было поручено сопровождать нас. Затем, по команде Вик-Любена, шествие наше тронулось по направлению к озеру.
Здесь мы застали большую плоскодонную лодку, на которой, вероятно, прибыли к месту происшествия констебли, и на которой мы менее чем в полчаса были доставлены в город.
Прошло уже более часа с тех пор, как мы расстались с нашими друзьями у Каменного моста. Но что-то говорило мне, что Розетта и Белюш до сих пор еще не могли решиться вернуться без нас на «Эврику». Я заметил, что их шлюпка все еще привязана под мостом. Я не мог, конечно, видеть их, но угадывал, сердцем чуял, что они здесь, в темноте, и воспользовался случаем объяснить им косвенно все, что их так сильно интересовало.
— Купидон, — громко проговорил я, как будто обращаясь к нему одному. — Вы найдете лошадей у опушки леса!… Флоримон спасен!… Он теперь здесь, с нами!… Но мы арестованы по недоразумению, или, вернее, вследствие новой подлости…
Чья-то грубая рука зажала мне рот, но что за беда! Теперь Розетта уже все знала и могла успокоиться и успокоить отца… Ее белый платочек, которым она помахала мне в темноте ночи, лучше всяких слов сказал, что она поняла мое намерение и благодарит.
Пробило два часа ночи, когда всех нас доставили в центральную тюрьму. Смотритель спал, и нас принял, под ответственность Вик-Любена, старший дежурный надзиратель.
Всякого рода протест был бы совершенно бесполезен в данном случае. Мой отец просил только, чтобы Флоримон был помещен вместе с Клерсиной, что и было исполнено, тем более, что это желание упрощало вопрос, как поступить с ребенком. Пять минут спустя мы услышали, как задвигали засовы наших камер, — и нам оставалось только терпеливо дожидаться развязки этого странного и непредвиденного осложнения.
Но самое важное было, конечно,
ГЛАВА XIII. Что задумал Белюш
В Соединенных Штатах Америки правосудие, как известно, не отличается волокитой, как в других странах, и не томит обвиняемых по целым месяцам. Следствие и допрос по любому преступлению производятся публично, и к ним приступают на другой же день после ареста обвиняемых.
После довольно скудного тюремного завтрака, ровно в десять часов утра за нами явились констебли, чтобы препроводить нас в здание суда, помещавшееся на той самой Дворцовой набережной, где мой отец и Розетта накануне вечером сели в шлюпку. Нас немедленно ввели в зал заседания, очень просто и скромно обставленный деревянными полированными скамьями, и поместили на скамью подсудимых, сначала моего отца, затем меня, а немного подальше Клерсину и Флоримона. Как ни были мы полны сознания своей невиновности, но тем не менее положение наше было незавидное. Взгляды многочисленной публики, устремленные на нас с выражением любопытства, смешанным с удивлением, очень стесняли нас. Очевидно, публике было известно, в каком именно преступлении мы обвинялись, и она недоумевала, каким образом белые могли быть замешаны в деле исполнения запрещенных обрядов Воду.
Но присутствие среди нас Клерсины и только что внесенные в зал вещественные доказательства: каменный нож, громадный медный котел и веревки, найденные на месте преступления, и тот, уже всем известный факт, что в госпиталь были доставлены три трупа и один тяжелораненый, — все это наводило публику на подозрения, что в нашем деле кроется что-то неладное. И потому, вероятно, настроение публики было не совсем в нашу пользу.
Господин Андрюс, судья, которому был поручен предварительный допрос, явился в зал суда спустя всего несколько минут после нас, в сопровождении своих секретарей, и занял большое кресло на возвышении, в конце зала суда. Это был человек высокого роста с холодной сдержанностью в манерах, с ясными голубыми глазами, смотревшими прямо и решительно. Он пробежал глазами лежавший перед ним на пюпитре протокол и затем перевел свой взгляд на нас.
— Ввести свидетеля Вик-Любена! — проговорил он по-английски.
Надо заметить, что это было в первый раз со времени моего прибытия в Луизиану, как я слышал речь на этом языке. Я лично знал всего несколько слов по-английски и в этот момент с прискорбием сознавал, насколько это мое незнание могло быть пагубным для меня в такого рода процессе, если бы я был один… К счастью, мой отец за время своего пребывания в понтонных тюрьмах Портсмута научился этому языку, и изъяснялся на нем совершенно свободно, что чрезвычайно помогло нам.
Ввели Вик-Любена, и судья пригласил его немедленно изложить основания, побудившие его арестовать нас. На это тот объявил на исковерканном, но все же до известной степени понятном английском языке, что, будучи извещен накануне вечером о том, что поклонники Воду намерены отпраздновать свое годичное торжество в лесу Понтшартрен, он направился туда с подчиненными и застал нас в тот момент, когда мы готовились приступить к людоедской стряпне, что виновность наша была вполне очевидна, так как четыре трупа уже валялись на траве, костер пылал, котел был уже приготовлен. К счастью, он успел прибыть вовремя, чтобы застать нас на месте преступления, арестовать и собрать все вещественные доказательства. — Я исполнял свои обязанности! — добавил он, — а остальное уже дело судебной власти!