Капитан Удача
Шрифт:
— Улов так себе, — Форт свалил у стены трофейные огнетушители. — У нас сто тридцать три выстрела, это пять ходок по стволу в оба конца, если гадина не усилится за наш счёт. До конца скачка — без малого четыре часа. Начали подготовку.
Эш замерла над открывшимся входом в челнок; снизу подступала плотная, немая темнота; Эш поспешила включить свет на пристыкованном кораблике. Пусто. Безлюдный шлюз. Поднялся и звякнул, закрепляясь, трап, но это неживое, металлическое движение.
А вдруг и тут притаился плазмоид?..
Нет, не должно быть. Щиты, броня,
Выяснилось, что бояться следовало не нападения яйца и не прилива непрошеных видений. В 11.24 Эш доложила в рубку:
— Очень плохие новости, капитан. Челнок не заправлен.
В последние часы Форт дважды был в боевом контакте с плазменно-газовой нечистью и беседовал с усопшим Учителем Зелёной церкви, поэтому не очень удивился.
— А дистанционная проверка сообщала — «Торнаки полны»; вот и верь после этого приборам. Не могу отделаться от ощущения, что там какой-нибудь стержень подпилен. Осмотри движки как следует.
— Какие будут указания? — Эш не верила найденному, вернее, не могла уложить в голове большую и чёрную мысль: «Нас хотят убить!»
— Повторяю — заверши осмотр. После скачка зарядим челнок с наших батарей.
«Пока до „Сервитера" долетят бладраннеры, — суммировал Форт про себя, — пока придумают, как в него войти... можно открыть бортовые лацпорты в отсеках и сделать несколько манёвров с выключенным гравитором... обоснуем их, как испытание маневровых плазмаков. Груз-то и вылетел! пока докажут, было или не было там что-нибудь... Зато у меня будет время переговорить с начальством „Скайленда“ и утрясти наши позиции».
Он мысленно подвёл черту, злорадно умилился итогу и сел составлять правильное и продуманное письмо на «Скайленд».
«Держись, кот сиамский, — представил он себе утончённого Сато. — Мы тут понервничали по твоей милости; теперь твоя очередь попрыгать».
Блок 12
Теледебют Сато свершился на четвёртом курсе президентской Академии госслужбы, где его учили сбору и анализу доносов. Туаманы Сэнтрал-Сити организовали большой бал, куда не загримированными допускались только репортёры; там Сато и прогремел впервые, станцевав и спев на подиуме партию соблазнённой и кинутой фрейлины из имперской данс-оратории «Регентство герцога Доа и канцлера Гунгла». Все, даже оголтелые видовые расисты, запомнили хрупкое, надломленное горем существо в потоке снежных волос, мечущееся в перекрестье лучей, и маску чёрной тоски на фарфоровом лице.
Когда фрейлина с воплем «Увы, я тяжела от регента!» кинулась в воду, зал разразился криком высшей похвалы «Айо-ха!», а газеты назавтра выплеснули заголовки: «Имперский посол глубоко тронут», «Шабаш придурков состоялся», «Бал послужил сближению культур», «Высшая форма пресмыкательства перед имперцами», «Крепнет дружба цивилизаций», «Приз — экскурсия на ТуаТоу. Можете не возвращаться». Сато хранил эти газеты в специальной папке и порой перебирал, то тихо улыбаясь, то негодуя. Старые обиды — как давнишние друзья!
Эпидемия фэл на станции вернула ему телепозитивность, отдыхавшую десять лет. Он хорошенько нарисовался на ТВ, скрупулёзно подбирая грим и выражение лица к каждой коротенькой пресс-конференции. Отзывы
Сато и умереть смог бы шикарно. Роль фрейлины он помнил назубок и отыграл бы блестяще, только б голова от жара не пошла по кочкам. Впрочем, артистические натуры и в помрачённом состоянии ума играют ярко, увлекательно — так, как живут.
После общего выступления с шефом спасательной медбригады («Меры, принятые комиссаром Сато, заслуживают самой высокой оценки») он углубился в доклад для СК. Диадумен уже сделал необходимые подчистки, следовало их украсить и гармонизировать. И не надо стесняться смелых выражений в превосходной степени — «самый», «наилучший», «максимальный». Сато любил всё самое-самое, в том числе себя.
Пусть только попробуют не отметить его заслуг! Это будет дискриминация меньшинств в чистом виде, повод для новых обид и жалоб по инстанциям. Каждый чиновник обязан помнить, что первыми награждают ущербных, убогих и вывихнутых, чтобы им было не так кисло жить на свете. Нормальные подождут.
Исправлял и комбинировал он под музыку из ОЛДО. Всё сходилось и подпирало друг друга. Осторожно и дозированно ввести тему феномена и того, как Сато верно распознал его. Он запросил консультацию бладраннеров, занятых инопланетными аномалиями, и получил обстоятельный ответ — да, встречается, крайне редко; феномен обозначен как «неосадочная монолокулярная конкреция Торна-Зиновича-Рейзера», обладает парабиологической активностью и субкристаллическим метаморфизмом с выходом/поглощением энергии, не изучен.
Увлечённый делом, он недовольно оглянулся на вошедшего Дорифора. Азиат тем более не показался ему желанным визитёром, что был ещё угрюмее и темнее, чем вчера.
— Я занят, Дори. Занят! Уйди, а если хочешь что-то мне сказать, отправь это по почте. Я прочту.
— Ты отключил свой майлер, Сато. Смотри не надорвись, читая, что там накопилось на твоё имя.
— Не учи меня, помощник. Эпидемия идёт на спад, больше мне ничего не интересно.
— А ты отвлекись. Новость того стоит. У нас... большая информационная проблема, я нуждаюсь в твоей санкции. Хотя по большому счёту меры запоздали.
— Ладно, давай! — Сато развернулся вместе с креслом, скрестив руки на груди. — Вываливай, да поскорей.
— Получено письмо с «Сервитера».
— О боги, ни один покойник не обошёлся мне в столько нервов, как этот артон! Кажется, я тебе ясно сказал — знать о нём ничего не хочу!.. А что, они всё летят? держатся? ещё немного — и, наверное, я его прощу.
— Они летят, мой комиссар. Летят и пишут письма. Почта от них пришла в 12.04, но не для вас, а веерной рассылкой на семь адресов станции — в пресс-центр, техникам, на отделение Ллойда и так далее. Откуда текст ушёл дальше, в сетевые новости и на телевидение — пока неясно, но факт, что наружу информацию послал Рей Магнус... угораздило эту язву застрять тут на карантине!