Капитан
Шрифт:
Вначале меня просто попытались сломать, а потом дернулись, сжались, отстранились. Моя неотделимая частичка души, симбионт, почувствовал чужое прикосновение, зло, и прорыв к моему сознанию, в самые глубины мозга, и резко ударил, оборвал и ответил. Кто хотел прорваться ко мне в мозг, был силён, но имплант создан прежде всего как защита, а ещё научился отвечать. Мой житель головы отреагировал резко и сильно, создав ответную реакцию в виде направленных команд, и попытался вскрыть разум чужака.
Этот кто-то обладал невероятной мощью, а мы смотрелись крошкой в виде шарика для роторного орудия, к которому подали электрический ток, перед
Такого отпора от меня не ожидали. Мы смотрели друг на друга, я не видел его глаз, но знал, чувствовал его взгляд.
— Ну что ж, тем лучше… Ты сможешь, и мне ничего не надо объяснять, учить и давать силы. Тебе нужно будет достать для меня одну вещь. А чтобы ты был послушным, твоя трель побудет у нас. Не волнуйся за неё, её никто не посмеет тронуть пальцем, у неё будет полно воды и еды. Она будет ждать тебя, но если ты подумаешь сделать что-то не так, то в её милом озере вода закипит. Я знаю, ты любишь рыбу. Я сама лично её сварю с самыми изысканными специями и лучшими водорослями. Целое озеро рыбного супа, и она будет главным украшением стола.
— И что я должен сделать?
— Принести. Просто зайти, взять, принести и вернуться за наградой. Это небольшой ларец, древний маленький сундук, ящик, коробка, — в вашем языке нет подходящего слова, но ты узнаешь. Принести мне. Даже можешь попытаться открыть. Нет сил в этом мире, кроме меня, кто может его сделать. Это моё! Это только моё. Я вам подарю эти леса, моря, озера, и у вас будет много детей, будете метать икру и выращивать потомство. Я тебе подарю жизнь в тысячу лет. У тебя будет много рыбы как для еды, так и для развлечений, — и он рассмеялся.
У этого существа нет и не могло быть эмоций. Так смеялись молодые скины, подражая людям и стараясь научиться быть человечными. Но у них была своя логика, свои мысли и своя личность, но они были другими, нечеловеческими. Были иными, совсем непохожими ни на что остальное.
— А зачем вы убиваете?
Он подплыл совсем близко, но даже так я не видел того, что под капюшоном, и я ощутил, как мне в глаза внимательно посмотрели.
— Ты не поймёшь. Ты не Восходящий. У тебя нет гвоздя, и ты никому не сможешь рассказать эту тайну после смерти. Зачем тебе? Почему ты хочешь узнать?
— Потому что я просто хочу это знать. Вы убили тысячи людей. Зачем? Ради чего?
— Это Руна. Великая руна, которую разорвали и выплеснули в сотни кругов.
— Золотая палка, которой можно рабов погонять? — закипая от злости, но сдерживая себя, спросил я.
— Выше. Это Небо.
— Это что такое?
— Небо — это выше. Выше золота, выше всего.
— Из-за какой-то козявки посреди рунного кружка вы перебили столько народа?
— Я же говорил — ты не поймешь.
— Конечно, не пойму. Потому что вы все тут больные. У нас таких, как ты, удаляют из утробы матери на третьей неделе беременности.
Мне в ответ рассмеялись, а я запел:
— Солнце Создатель нам подарил, чтобы сияло над головами, и искру огня в сердце мне вложил, чтобы делиться с врагами, — а потом добавил: — Двадцать пять тысяч.
— О чем ты говоришь, трель?
— Скорость детонации двадцать пять тысяч метров в секунду.
— Объясни мне. Я не понимаю, что тебе надо, — непонимающе прошептали.
Я просто
Я почувствовал, как у капюшона внутри всё существо в ужасе дёрнулось, а я опустил её на себя. «Позор! Тёмная тварь Архераил…» — сыпались ругательства Наблюдателя, симбионт предупредил о том, что звёздной крови теперь у нас совсем нет, увидел испуганные глаза вождя изгоев. Никому ничего отвечать я не стал, а просто дал сигнал симбионту разложить белок. Вспышку органической взрывчатки, наполняющей твои кости, почувствовать невозможно.
Здоровенный мужик вёл стройную девушку по лагерю-сральнику, наполненному опустившимся отребьем, забросанному мусором, и снующими туда-сюда самыми неприглядными личностями. Хаотично расположенные шатры перемежались с повозками и теми, кто просто ночевал под открытым небом, разжигая костры.
— Если ты не видишь, то я ребенок — Народа Воды. Мне нужна вода. Много воды. Пойдём. Я видела реку. Мне надо, мне надо ночевать в воде, — ныла Склизкая, дёргая крупного мужика, которому поручили её охрану, и он крепко держал её за руку.
Изгой хмыкнул и пошёл к краю поселения. Почти дошли до реки, затем свернули немного в сторону, а потом мужик одел веревку на шею рыбообразной, тщательно связав петлю. Легко поднял Склизкую и, пройдя пару шагов, швырнул в низ неприметного старого колодца. Он глубок и многовден. Места изобильные, а когда его рыли древние строители, то аккуратно укладывали каменными плитами, укрепляя стены. Воды набралось больше полутора человеческих ростов. Вывернувшаяся, словно кошка в падении, Склизкая, ушла в воду и развернулась у самого дна, не став выныривать.
— Посиди в водичке здесь. Как раз до утра будет время расслабиться, пока твои чешуйки размякнут. Не вздумай снимать веревку: узлы только затягиваются, развязать их могу только я. Даже жабры не помогут. Думала — я тебя к реке отведу и на глубину под честное слово выпущу, а сам буду на бережке сидеть? Станешь дёргаться — верёвка голову отрежет, — сообщил бандит и заржал.
Дочь воды опускалась вниз как можно глубже с поднятыми вверх глазами. Из глубины колодца заметно пятнышко неба. Открылась экстрамерность, и нож проекта «Космо» легко срезал верёвку. Склизкая обмотала срезанный кусок вокруг руки, чтобы на той стороне чувствовали, что он привязан к живому телу, и стала ждать. Холода Народ Воды не чувствовал, но её била нервная дрожь. Она всё сделает как надо, выберется и отомстит, но сейчас она выполнит приказ и останется живой.
Свет закрыла деревянная крышка, а сверху положили что-то большое и очень тяжелое.
Погонщик тауро Брам свой навык предчувствия взращивал тихо, никому и никогда об этом не говоря, нарочно замедляя свою реакцию. Иногда даже позволяя случайной беде произойти, даже оцарапать летящему дротику или стреле кожу; разумеется, когда они были не ядовиты. Мог специально наступить на неудачный камень и слегка подвернуть ногу, хотя знал, что будет именно так. Он молчал и не выделялся.