Капитолийская волчица. Рим до цезарей
Шрифт:
— Римляне умеют мстить за поражения, — сказал старик. — Поэтому или всех отпусти, или всех перебей: в первом случае они не захотят мстить, во втором — не смогут.
Понтий погрузился в раздумья.
— Нет, — сказал он, — первого я не хочу, второго не могу: отпустить их безнаказанными не позволяет долг, перебить их не позволяет честь.
Он приказал римскому войску сдать оружие и пройти под игом. Двадцать тысяч воинов с консулами во главе прошли меж трех копий и потащились безоружно, полунагие по дороге в Рим. В город они вошли темной ночью и попрятались в домах. Консулы явились в сенат и сложили с себя должность.
— Пусть кавдинский позор ляжет только на нас, — сказали они
Сенату это понравилось. Консулы и их помощники, присягавшие на верность договору, были отправлены к самнитам. Понтий гордо отказался их принять.
— Если Рим считает договор несостоявшимся, — сказал он, — пусть войско вернется в Кавдинское ущелье, и начнем переговоры сначала.
Война возобновилась и продолжалась с перерывами тридцать лет. Самнитов поддерживали и этруски, и галлы, и горцы северной Италии. Но враги действовали разобщенно, и война закончилась победой Рима. Крепя свою власть, Рим заключал отдельные договоры с каждым из побежденных племен и городов: с одними более почетные, с другими более унизительные. После этого взаимная зависть и недоверие уже никогда не позволяли им объединиться против Рима. Такая политика называлась (и называется до сих пор): «Разделяй и властвуй».
Итак, война была без подвигов, будничная, медленная, упорная: из времен легенды мы вступаем во времена истории. Воспользуемся этой передышкой, чтобы немного отвлечься от истории римских войн и побед.
ПРОСТОТА НРАВОВ
Римляне позднейших времен, когда в Рим стекалась роскошь со всего мира, любили с умилением вспоминать, в какой простоте жили их предки.
Самым знаменитым примером древней простоты считался Цинциннат. Это был старый знатный патриций, известный полководец, бывший консул. Но всем его имуществом был кусок земли — около десятины — возле Тибра. Его он обрабатывал собственными руками. В 456 г. до н. э. в трудную минуту для государства сенат назначил его диктатором — высшим и полновластным правителем республики сроком на полгода. Сенатский посланник застал Цинцинната в поле, за сохой, полуголого, покрытого пылью. Услышав, что к нему есть дело от сената, Цинциннат остановился, выпрямился и кликнул жену подать ему сенаторскую тогу. Умыв лицо и надев тогу, он спокойно выслушал весть о своем высоком назначении, повернулся и пошел в город. На следующий день он уже выступал с войском в поход, на второй разбил врага, через неделю праздновал триумф, а через десять дней, сделав все для римского народа, сложил диктаторский сан и вернулся к своей сохе.
Потомки придумали сложную историю, чтобы объяснить, почему у знатного патриция была только десятина земли. Говорили, что у Цинцинната был сын Кезон, заносчивый и дерзкий; однажды в драке он убил юношу-плебея и должен был сесть в тюрьму. По просьбе старого Цинцинната десять граждан поручились за него в 3000 монет каждый, и Кезона оставили до суда на свободе. Но он тотчас бежал из Рима. Трибуны потребовали залога; десять заступников неумолимо взыскали эти 30 000 монет с отца преступника. Тогда-то и пришлось Цинциннату распродать все свое имущество и остаться лишь с маленьким наделом. А Кезон через год будто бы вернулся в Рим с отрядом изгнанников, чтобы устроить государственный переворот в пользу патрициев: он захватил Капитолий, но был выбит оттуда и погиб.
Вряд ли нужна такая история, чтобы объяснить бедность Цинцинната. Земли у римлян в ту пору было мало, семьи большие, наделы мелкие. Такие мелкие, что их подчас нельзя уже было больше делить. Был, например, в Риме знатный род Элиев, и шестнадцать Элиев жили в одном доме и сообща владели
Марк Курий Дентат, победитель самнитов, сидел у очага и варил репу, когда к нему явились самнитские послы просить мира. Они принесли богатые подарки. Курий их не взял. Он сказал:
— Пока я сыт таким обедом, для меня лучше не быть богатым, а править богатыми.
Фабриций, победитель Пирра, был другом самнитов и заступался за них перед римскими властями. Когда он стал стар, самниты прислали ему подарки, чтобы он мог жить безбедно. Фабриций показал на свои глаза, уши, руки, ноги:
— Пока все это мне служит, я и так живу безбедно.
Марк Атилий Регул был героем первой войны с Карфагеном (мы еще встретимся с ним). Он возглавлял поход в Африку. Когда кончился год его консульства, сенат предложил ему командование. Регул в письме попросил лучше отпустить его: он получил известие, что у него в усадьбе умер единственный раб и больше некому кормить жену и детей. Сенат вспахал его поле за государственный счет.
Публий Корнелий Сципион был героем второй войны с Карфагеном (с ним мы тоже еще встретимся). У него также было небольшое поместье, и он жил только им. За 54 года жизни он ничего не продал и не купил.
Корнелий Руфин был диктатором и дважды консулом. И все-таки цензоры исключили его из сената. Исключили за роскошь: у него было 10 фунтов серебряной посуды (три с лишним килограмма, на наш счет). У самих цензоров из серебра были только одна чаша для жертвоприношений и одна солонка. И эту серебряную солонку передавали из дома в дом, когда принимали карфагенских послов.
Валерий Публикола и Менений Агриппа не оставили наследства даже на собственные похороны. На их погребение принес по медяку каждый из граждан.
Требования к простоте и скромности соблюдались во всем. В Риме и вокруг Рима было даже запрещено строить театры с сидячими местами, чтобы на род не приучался к изнеженности, — представления смотрели стоя.
РИМСКАЯ ДИСЦИПЛИНА
Мы видели, как Брут казнил своих сыновей за то, что они предались врагу, но Манлий Торкват казнил сына за то, что он победил неприятеля.
Дело было во время войны с отпавшими латинами — той самой войны, ради победы в которой принес себя в жертву консул Деций. Вторым консулом этого года был Манлий Торкват. «Торкват» значит «человек с ожерельем»: это прозвище он получил еще юношей, когда одолел в единоборстве великана-галла и снял с поверженного его окровавленное золотое ожерелье. Война с латинами была тяжелой: они только что были союзниками Рима, воины союзных армий знали друг друга в лицо, легко было принять своего за врага и врага за своего. Поэтому консул Торкват отдал приказ: никому не завязывать бой в одиночку, всем ждать общего сигнала. Нашелся один человек, который нарушил приказ. Это был сын Торквата. Его вызвал на бой начальник вражеской конницы. Юноша принял вызов, сразился и убил врага. Он поспешил к отцу:
— Ты, отец, одолел в единоборстве галла, я одолел латина.
Торкват выслушал его молча и приказал трубить сходку. Перед лицом всего войска он обратился к сыну:
— Ты нарушил воинскую дисциплину. Я люблю тебя как сына и уважаю как храбреца. Но сейчас или твоя смерть должна навсегда утвердить силу военного приказа, или твоя безнаказанность навсегда ее подорвать. Если в тебе есть хоть капля моей крови — ты не будешь колебаться в выборе.
Юношу казнили, никто не посмел вмешаться. Но, когда после победы консул Манлий торжественно вступал в Рим, навстречу ему вышли с приветом только старики: молодежь не простила ему смерти сына.