Капитул Дюны

Херберт Фрэнк

Там нет ничего подобного, мадам Паучиха. Мы надеемся только на то, что дано нам с рождения.

Луцилла понимала, что ее подстерегает только одна непосредственная опасность — стать неадекватной в таких условиях содержания. Ее надзиратели поместили ее в крайне невыгодное положение, но не лишили способностей воспитанницы Бене Гессерит. Она может покончить с собой, как только запас шира в ее организме истощится до такой степени, что она станет способной на предательство, пусть даже невольное. При ней ее разум

и Другая Память с Лампадас.

Отодвинулась плита в стене, и из отверстия показалась клетка с футаром. Значит, сейчас пожалует и Королева Пауков. Что-то она сегодня рано. Раньше, чем обычно.

— С добрым утром, футар, — весело приветствовала она своего товарища по несчастью.

Футар взглянул на Луциллу, но ничего не ответил.

— Должно быть, ты ненавидишь свою клетку.

— Не любить клетку.

Луцилла поняла, что эти создания умеют говорить, но пока не могла оценить степень владения языком.

— Мне кажется, что они и тебя морят голодом. Ты не хочешь меня съесть?

— Есть. — В голосе прозвучал неподдельный интерес.

— Я бы хотела быть твоим Дрессировщиком.

— Ты Дрессировщик?

— Ты бы подчинялся мне, если бы я была им?

В полу отодвинулась панель и из-под нее поднялось тяжелое кресло Королевы пауков. Ее самой пока не было, как не было и сомнений в том, что она подслушивает разговор.

Футар смотрел на Луциллу с нескрываемым интересом.

— Дрессировщики держат вас в клетках и морят голодом?

— Дрессировщик? — явная вопросительная интонация.

— Я хочу, чтобы ты убил Великую Досточтимую Матрону. — Это не должно его удивить.

— Убить Даму!

— И съесть ее.

— Дама ядовитая. — Отказ.

Ого. Это очень интересная информация!

— Она не ядовитая, у нее такое же мясо, как и у меня.

Футар подошел поближе, насколько позволяли размеры клетки. Левой рукой он оттопырил нижнюю губу. На внутренней поверхности слизистой виднелся рубец от ожога.

— Видишь яд, — сказал футар и опустил руку.

Интересно, как они это делают? От Великой Досточтимой Матроны не пахло никаким ядом. Человеческая плоть плюс синтезированное из адреналина лекарство, от которого в глазах при гневе вспыхивают оранжевые блики… и возникают другие характерные реакции, которые они наблюдали у Мурбеллы. И чувство полного превосходства.

Насколько велик интеллект футара?

— Яд горький?

Футар скорчил гримасу и яростно сплюнул.

Действием он реагирует быстрее, чем словами.

— Ты ненавидишь Даму?

Футар оскалил клыки.

— Ты ее боишься?

Презрительная усмешка в ответ.

— Тогда почему ты не убьешь ее?

— Ты не Дрессировщик.

Для убийства требуется команда Дрессировщика!

Вошла Великая Досточтимая Матрона

и опустилась в кресло.

Луцилла снова приняла веселый вид.

— С добрым утром, Дама!

— Я не разрешаю тебе так меня называть. — Голос был тихий, но в глазах заплясали оранжевые огоньки.

— Мы с футаром успели побеседовать.

— Я знаю. — В глазах стало больше оранжевой краски. — Если ты совратила его…

— Но, Дама…

— Не называй меня так! — Она вскочила с кресла, глаза полыхали оранжевым пламенем.

— Сядь и успокойся, — сказала Луцилла. — Здесь не место для допроса. Сарказм — очень опасное оружие. Вчера ты говорила, что хочешь продолжить нашу с тобой дискуссию о политике.

— Откуда ты знаешь, что это было вчера? — Она села, но в глазах продолжал бушевать огонь.

— У всех воспитанниц Бене Гессерит есть такая способность. Мы быстро начинаем чувствовать ритм любой планеты.

— Странное дарование.

— Это может делать каждый. Дело только в направленном обострении чувств.

— Я могу этому научиться? — Оранжевые огоньки начали гаснуть.

— Я же сказала каждый. Ты же человек, не правда ли?

На этот вопрос пока нет полного ответа.

— Почему ты говоришь, что у вас, ведьм, нет правительства?

Хочет сменить тему. Наши способности очень ее тревожат.

— Я говорила не это. У нас нет правительства в обычном понимании этого слова.

— У вас нет даже социального кодекса?

— Нет такого общественного кодекса, который учитывал бы все потребности. То, что в одном обществе считается преступлением, в другом может быть моральным императивом.

— Народы всегда имеют правительства. — Оранжевые сполохи в глазах совершенно потухли.

Почему это так ее заинтересовало?

— Люди всегда занимаются политикой. Я говорила тебе вчера об этом. Политика — искусство выглядеть честным и открытым при попытке скрыть все, что возможно.

— Вот вы, ведьмы, и скрываете все.

— Я этого не говорила. Когда мы произносим слово «политика», это служит предостережением и предупреждением всем Сестрам.

— Я не верю тебе. Люди всегда образуют некую форму…

— Соглашение?

— Это такое же слово, как и всякое другое.

Она начинает злиться.

Луцилла молчала, и Великая Досточтимая Матрона подалась вперед, продолжая:

— Ты что-то скрываешь!

— Разве это не мое право скрывать от тебя вещи, которые могут помочь вам сокрушить нас?

Какая жирная наживка!

— Я так и думала! — На лице написано удовлетворение.

— Однако почему бы и не открыть их? Ты думаешь, что для власти всегда есть ниша, которую можно без труда заполнить, но не видишь, что именно это говорит о моей Общине Сестер.