Капитуляция

Джойс Бренда

— Неужели кубинская? — воскликнул он.

— Совершенно верно. Ты же знаешь, я буду в этом участвовать, — усмехнулся Роберт. — Полагаю, мы продадим твой шелк прежде, чем ты успеешь высадиться на этот берег.

— Уж я позабочусь об этом, — выдыхая дым, ответил Джек. Он начал расслабляться, ведь после пересечения Ла-Манша не было ничего лучше хорошей сигары и бренди.

— Присядь-ка, дружище, — предложил Роберт, отодвигая для него большое кресло с мягкой обивкой.

Джек уселся и, вытянув ноги в сапогах, сделал глоток бренди. Напиток

был хорошо выдержанным, французским и просто превосходным. Роберт опустился в кресло напротив.

— Я хочу попросить тебя о маленьком одолжении.

Слегка заинтригованный, Джек улыбнулся, выпуская клубы дыма.

— Говори, не стесняйся.

Роберт тоже выдохнул солидное табачное облако.

— Ты пока ещё не встречал мою племянницу, Эвелин д’Орсе. Она недавно овдовела и живет с маленьким ребенком в Бодмин-Мур.

Джек мгновенно напрягся.

— На самом деле я знаком с ней.

Он подозревал, что последует за этим, — Эвелин наверняка подтолкнула дядю к тому, чтобы он поговорил от её имени.

Роберт, кажется, удивился, но спокойно продолжил:

— Похоже, что её муж, который был моим другом, оставил её в довольно плачевном материальном положении. Я не могу этого понять, но, естественно, они — эмигранты, так что оставили большую часть имущества, когда бежали из Франции. Тем не менее, ей нужно как-то растить ребенка.

В его тоне звучало явное неодобрение.

Джек не мог ничего с собой поделать — он тоже не одобрял эту ситуацию, — и Роберт только что озвучил его собственные мысли.

— Эвелин уверяет, что муж оставил ей кое-какие ценности в их загородном доме во Франции. Она твердо намерена вернуть их, и она спрашивала меня о тебе.

Джек холодно улыбнулся. Неужели его сердце забилось чаще?

— Она расспрашивала обо мне множество корнуолльцев, Роберт. Она исходила всю округу вдоль и поперек, наводя обо мне справки и сообщая всем и каждому, что хочет поговорить со мной. Дюжина приятелей уже предупредили меня об этом.

— Она считает, что ты мог бы привезти эти фамильные ценности, Джек, сказал Фарадей, выразительно подняв густую седую бровь.

Джек состроил гримасу:

— Роберт, то, чего она хочет, настоящее безумие.

— Она глубоко опечалена, и я не могу осуждать её за неспособность мыслить здраво. Она очень любила д’Орсе.

Джек чуть не поперхнулся бренди. Неужели она любила этого старика? Да возможно ли это? И какого черта это вообще должно его волновать? Надо же, а Джек предполагал, что это был брак по расчету, устроенный родственниками.

— Он ведь был таким старым, что годился ей в отцы.

— Да, он был намного старше, и, возможно, именно это привлекло Эвелин — её собственный отец был проходимцем, безответственным негодяем. И он бросил её. Эвелин доверили нашим заботам, когда ей было пять лет. С чего бы ей не влюбиться в Анри? Он обладал всеми теми качествами, которые напрочь отсутствовали у моего брата — был основательным, надежным и добропорядочным, — и он предложил ей замечательную жизнь.

Не говоря уже о том, что он влюбился в неё с первого взгляда. — Роберт улыбнулся. — Я знаю. Я присутствовал при этом. Видел всё своими глазами.

Джека так и тянуло сказать, что легко влюбиться в такую красавицу, как Эвелин, тогда как она, несомненно, влюбилась в немалое состояние д’Орсе. Но Джек четко слышал каждое слово Роберта — он и подумать не мог, что отец когда-то бросил её на произвол судьбы. Джеку оставалось лишь удивляться: оказывается, у них с Эвелин было кое-что общее.

— Что-то ты насупился, — заметил Роберт.

— Ну да, это потому, что я согласен с тобой: д’Орсе следовало позаботиться о жене и дочери, оставив им средства к существованию.

Джек не думал о своем распутном отце долгие годы — он даже не мог вспомнить, как выглядел Джон Грейстоун, — но сейчас стал размышлять о нем.

Отец предпочел игорные дома Парижа и Антверпена своей собственной семье. После его ухода мать никогда уже не была прежней и спустя несколько лет начала терять связь с реальностью. Она и по сей день нередко бывала рассеянной и непоследовательной, к тому же совершенно не понимала, кто её окружает. Сейчас мать жила с Амелией и Гренвиллом.

— Но он всё-таки позаботился об их материальном положении, хотя и не самым обычным способом. В оставленном им сундуке — небольшое состояние, — сообщил Роберт.

Джек снова затянулся сигарой и погрузился в молчание.

— Мне не показалось, что она знает об истинной ценности этого сундука, — наконец сказал он.

— Сундук, набитый золотом, — это в любом случае настоящее состояние, не важно, небольшое или внушительное. Ты не согласишься привезти ей этот сундук?

Услышав о том, что сундук набит золотом, а не какими-то там семейными реликвиями, Джек чуть не закашлялся, поперхнувшись табачным дымом. Пока он пытался успокоиться, раздался легкий стук в дверь, и в проеме показалась голова Энид.

— Здравствуйте, мистер Грейстоун. Я услышала, что вы здесь. Я не хочу прерывать ваш разговор. Мне просто хотелось поприветствовать вас и узнать, ужинали ли вы.

Джек уже успел подняться и склониться к её руке.

— Леди Фарадей, простите мои дурные манеры! Но благодарю, что поинтересовались, я уже поужинал.

Энид неодобрительно вскинула бровь, метнув взгляд на Роберта и, судя по всему, выражая недовольство дымом в комнате.

— Тебе стоит открыть окно, — сказала леди Фарадей мужу.

Роберт пропустил её совет мимо ушей.

— Вообще-то мы обсуждали Эвелин д’Орсе, — объяснил он. — Ты уже навестила её?

Энид удивленно и с некоторой прохладцей взглянула на супруга:

— Всю неделю собиралась сделать это. Обязательно навещу, как только смогу. С какой это стати вы с мистером Грейстоуном обсуждаете Эвелин?

— Она недавно овдовела и оказалась в тяжелом положении — Джек согласен со мной.

Энид улыбнулась Джеку:

— А я и не знала, что вы знакомы с Эвелин.