Капкан для белой вороны
Шрифт:
– Да ну, Леш, просто похож, – не поверила я своим глазам.
– Он это, точно.
Промокнув белоснежным платочком вспотевшую под бейсболкой лысину, господин втиснулся в автомобильчик и парочка укатила в залитую солнцем зеленую даль. Собственно все. Пока было не ясно, имеет ли это отношение к делу.
Некоторое время назад я вошла в такое крайнее противостояние с окружающей действительностью, что в одночасье поменяла всю жизнь. Поставила крест на личном и с головой ушла в работу, открыв, ни много ни мало, собственное «Бюро семейных расследований».
С клиентами проблем не было – народ валил толпами, мечтая по сходной цене навести ревизию в грязном бельишке своих дорогих половинок. Но у Гришки было странное, не слишком понятное науке заболевание. Даже и не заболевание, а так, блажь какая-то на нервной почве. Еще работая в органах, он вдруг стал время от времени покрываться пятнами. При виде мелких подлецов с ним случался легкий почесун. А после общения с особо выдающимися гадами он шел волдырями. Когда подобная симптоматика стала появляться при виде начальства, Гриша понял – из органов надо валить. Вот и прибился к моей на ладан дышащей частной гавани. Лишенная права выбора, а так же минимального опыта в розыскных делах (диплом о юридическом образовании не в счет), я была вынуждена идти на поводу у Гришиной аллергии, и клиентов мы привечали очень выборочно.
Однако это не спасло нас в прошлом году от жуткой истории. Пересказать ее в двух словах невозможно, скажу лишь, что по окончании мы стали еще внимательнее отсеивать клиентов. Правда, хорошее и плохое по жизни часто идет под руку – параллельно с распутыванием жуткого клубка преступлений, я умудрилась устроить свою личную жизнь, а наше фирма поменяла офис. С пыльного Садового кольца мы перебрались с чистенький Спиридоньевский переулок, в чудный домик с печным отоплением, владельцем которого по случаю оказался мой любимый. Но это все детали.
Долгое время, отравленная адреналином, я и думать не хотела ни о каких приключениях на свою многострадальную филейную часть. Но сейчас, хорошо отдохнувшая летом, проводившая Лешку в двухмесячную командировку в Канаду, я вдруг ощутила где-то в районе желудка, или чуть ниже, подозрительный зуд. Бюро, занятное рутинными семейными разборками клиентов, влачило тихое, но вполне сносное существование, времени свободного у меня было в избытке… Однако, с какой стороны подступиться к этому делу? Кто ж мне даст?
Весь вечер я пыталась навести контакт с новой жилицей. Престарелый кот Веня водворения Риты не одобрил. Всегда довольно лояльный к миру, на этот раз он проявил редкую стервозность. На попытку Риты поживиться из его миски раздраженно зашипел и вдарил по птичьему хребту увесистой лапой, только перья белые полетели. Больше Рита не рисковала, устроилась на холодильнике и время от времени начиная причитать:
– Убивец, родную мать не пожалел, аааааа! – и нескончаемым речитативом, – Рита рита рита рита…
Нервную обстановку слегка разрядил звонок подруги Саньки.
– Ты даешь,
– Я к тебе сейчас приеду, ты дома?
– Дома, где же еще, только еды никакой нет почти.
Не дослушав, Санька бросила трубку, а через полчаса уже трезвонила в дверь.
– О, какая стильная штучка, – одобрила она внешность вороны, – помню помню эту лошадь в белом, ой прости, о покойниках либо хорошо, либо молча… так?
– Да какая она лошадь? Красотка! Была…
– Умоляю тебя, ты видела ее выражение лица? Как будто всю жизнь с самого детства изжогой маялась, кислотность повышенная и все такое. Люди в белых одеждах должны смотреть на мир иначе. А она всегда в белом ходила?
– Почти всегда. Молочные еще или кремовые оттенки. Даже машина цвета запеченных сливок. Певица. Поклонников у нее было столько, что нам и не представить. И убили. Нелепо так.
– Ой, Насть, отчего, скажи, мужики любят самых что ни на есть вредных дамочек? Уж что в ней такого? Селедка тощая.
– Ты просто завидуешь, – философски замелила я.
– А если и завидую, что с того? – парировала Санька, – зависть не снижает моей объективности. Не к красоте, к высокомерию у меня претензии. Подумаешь, девяносто-шестьдесять-девяносто. Это, знаешь ли, еще не повод… Если уж повезло от природы с конституцией, то чего выпендриваться?
– Да не выпендривалась она, с чего ты взяла?
– С чего взяла… с того. Она, знаешь, как на меня смотрела, когда мы с ней сталкивались?
– И на тебя? Наверное, она на всех так смотрела… Кто его знает, может и были причины, – я украдкой глянула на свое отражение в блестящем кастрюльном боку. Красота, это все-таки страшная сила.
– Да ты не подумай, – начала оправдываться Санька, – мне жалко ее, честное слово. Это ж страшно подумать, как такое могло приключиться.
Выгрузив из объемистого пакета истекающего жиром жареного бройлера и четыре бутылки пива, Санька захлопотала по кухне. При каждом ее движении и без того тесные джинсы просто скрипели от натуги. Куда ж еще пиво пить? Или тем, кому не повезло с конституцией, можно?
– Кыш, – Санька махнула на Риту полотенцем.
– Дура! – не осталась в долгу ворона.
– Вот я тебе сейчас покажу! Дура… нахваталась.
Пиво мы одолели быстро. Был повод. Большая страсть большого Санькиного сердца Олег выкинул очередной фортель – взял продолжительный отпуск и укатил в тибетский монастырь искать смысл жизни. Их любовная история, подобно вагончику на американских горках, с головокружительной скоростью одолевала уже не первый крутой подъем.
– Сил нет, повешусь, ей богу, – жаловалась Санька, – ну все уже решили. Жена сама на развод подала, нам только того и надо было. У нее все хорошо, он в шоколаде. А этот романтик впал в натуральную депрессию. По любому поводу в тоске и печали.