Капкан для оборотня
Шрифт:
В любом случае забор оставлял двоякое впечатление. Одновременно — и изящества, и непреодолимости. Под стать ему были и тяжелые створчатые ворота. На двух столбах чуть поодаль пришли в движение и остановили свои зрачки на подъехавшей автомашине две миниатюрные видеокамеры.
А в глубине обширного участка, среди деревьев и газонных лужаек, стоял Дом.
Именно Дом с большой буквы, так мысленно назвал его Барсентьев. Конечно, по размерам и роскоши, он уступал домам многих обитателей Рублевки, как попросту называли Рублевское шоссе под Москвой.
Но этот Дом поражал. Как совершенством своих линий — чувствовалось планировка поднаторелого в этих делах архитектора — так и надежностью. Наверное, именно о домах такого типа консервативные британцы говорят: мой дом — моя крепость. Дом смотрелся неприступным рыцарским замком, несмотря на полное отсутствие в нем таких элементов, как башенки, бойницы и прочие фортификации. И все же это была цитадель. Все вместе — дом, забор, два невысоких, но органично вписавшихся строения по бокам дома, сложный, местами гористый, ландшафт, — создавали ощущение какой-то средневековой твердыни. Застывшей в постоянном ожидании приступа противника. И штурма.
— Это Ваш дом? — акцент Барсентьев поставил на слово «дом».
— Это мой дом. — Крастонов поставил ударение на «мой».
— Ну, а ты переоденься и отправляйся в гостиницу — это он произнес уже Легину. — Пошарь там, как следует. И порешай прочие вопросы…
«Прочие — это насчет Алисы, — понял Барсентьев, — не захотела ведь убегать, дуреха».
Барсентьеву, впрочем, не было ее жаль, как таковую, с ее сплошными пороками и неудачной попыткой убийства следователя. Он сожалел о ней лишь как о ценном свидетеле.
Легин, тем временем, положил пистолет Барсентьева и запасную обойму на переднее сиденье, вышел из машины и направился в сторону стоявшего рядом дома. Немного поменьше и, безусловно, попроще, но тоже весьма внушительного.
«Жилище Легина?» — прикинул Барсентьев.
— А это — дом Легина, — подтвердил догадку следователя Крастонов.
Он достал из перчаточного ящичка, именуемого у нас бардачком, маленький серый пульт с двумя разноцветными кнопками и нажал на зеленую. Ворота бесшумно и мгновенно распахнулись вовнутрь. Машина заехала на ведущую к дому брусчатую дорожку, и ворота тотчас автоматически захлопнулись.
— Вот и прибыли, — сказал полковник, помогая Барсентьеву выбраться из машины, остановившейся перед высоким крыльцом.
Из небольшого строения, стоявшего справа от дома, выбежал человек с автоматом, в форме милицейского спецназа, но без знаков различия, и отдал честь.
— Загони машину в гараж. Все спокойно?
— Так точно! Есть!
— Ну, пошли в дом, — кивнул Крастонов Барсентьеву.
На крыльце полковник вставил в какое-то отверстие в двери маленькую блестящую трубочку, и дверь почти бесшумно скрылась в стене, открывая проход.
— И даже личная охрана, как у…
— Это временно, — прервал следователя Крастонов, — как только прояснится судьба пропавшего куда-то Тиши, охрана будет
Обстановка в доме была добротной, но не более того. Показушная кричащая роскошь отсутствовала. Они прошли в кабинет хозяина, расположенный на втором этаже.
— Садитесь, — полковник указал на стоящий у стены диван.
Барсентьев подчинился, с любопытством разглядывая убранство кабинета. Тоже ничего лишнего. Рабочий стол, компьютер, система DVD, небольшой телевизор, сейф…
— Ну, с чего начнем наш разговор? Нам ведь есть, что спросить друг у друга?.. — Полковник поставил напротив кресло и присел на его подлокотник.
— Похоже, вы считаете себя полноправным хозяином Белокаменска?.. — полуутвердительно с иронией произнес Барсентьев.
— Нет. Я не хозяин. Я всего лишь ликвидатор, — Крастонов проигнорировал иронию собеседника или сделал вид, что не заметил ее. — Это — наиболее точное определение моего статуса. Под моим руководством полностью, но еще не окончательно, была ликвидирована организованная преступность в городе. Почему не окончательно?
Полковник сделал паузу, затем продолжил:
— Помните знаменитую формулировку: «социализм победил в нашей стране полностью, но не окончательно». Кому она принадлежала?
— Кажется, Сталину, — предположил Барсентьев.
— Да, вождю всех времен и народов, — подтвердил собеседник. — А исходил он из того, что пока социалистическую страну окружают враждебные государства, возможна интервенция извне и реставрация прежнего строя. Что бы сейчас не говорили и не писали про Сталина — это был умный и мыслящий человек. Так и здесь. В Белокаменске оргпреступность побеждена полностью. Но существует опасность ее возвращения из любого, зараженного этим недугом, города России. И попытка реставрации уже состоялась, свидетельством чего является приезд в город семнадцати боевиков из областного центра.
Крастонов взял со стола газету:
— Ваш Генеральный прокурор еще только объявил войну оргпреступности, а мы ее уже закончили. Вот газета недельной давности, читайте, — он развернул газету и положил на колени следователю.
Барсентьев, слегка раздвинув колени и стараясь удержать газету в равновесии, стал просматривать текст статьи.
«АИФ», N 21, 24–30 мая 2006 года. На всю страницу заголовок большими черными буквами: «Россию поделили 400 преступных группировок». Еще большим шрифтом: «Мафии объявили войну». И совсем громадным: «КТО ПОБЕДИТ?».
Аннотация к статье гласила: «Второй по масштабу после коррупции угрозой стране названа организованная преступность. По этому поводу Генпрокурор России Владимир Устинов провел недавно совещание с главами МВД, ФСБ, Минюста, Верховного и Конституционного судов».
— Любопытно. Мое ведомство решило-таки покончить с этим опутавшим Россию спрутом? — скептически произнес Барсентьев и добавил, — к сожалению, это не первая попытка. И боюсь, что не последняя…
Крастонов уверенно его прервал: