Капкан для птиц
Шрифт:
***
Я переступила порог зеркальной комнаты. Оглядываться нельзя — плохая примета. Но зеркала, множащие изображение, дали возможность увидеть. У меня есть крылья. Почти невидимые, полупрозрачные, но очень сильные, несущие меня из этого ада.
На пороге зеркальной комнаты ожидали меня мои любимые мужчины: отец, брат, сын и Вячеслав. Красивые, сильные, любящие и любимые. Кто сказал, что нет мужиков?..
Второе ноября. Пасмурный осенний день. Раньше я бы сказала, что день ненастный, холодный, а потому нерадостный. Теперь я говорю, что это самый радостный день в моей жизни.
Я переступила порог родного дома. В комнате было тепло, мама держала в руках зажженную свечу. Я хорошо видела мерцание огня, а мамин силуэт оставался маленькой черной тенью. Но в доме вкусно пахло пирогами, и я поблагодарила всех святых: мама дождалась меня!
***
После освобождения первым моим желанием было забыть все как страшный сон, но, побыв дома, немного придя в себя, я стала все чаще вспоминать своих девчонок.
Зачем мне это было нужно? Я собирала им посылки и несла короба на почту. Конфеты, шоколад, кофе, чай. Хотя самой было очень трудно жить без работы на пенсию родителей, да еще помогал Вячеслав встать с колен на ноги. Соберу посылочку — и на почту, пусть мои девчонки порадуются.
Одна сотрудница почты меня приметила, она знала меня и раньше. Сказала, когда я в очередной раз пришла отправлять посылку на казенный адрес:
— Когда вы все это забудете?
— Никогда! — ответила я ей, не раздумывая. — Такое не забывается.
Мне запретили работать врачом два года. А чем я должна еще заниматься? Вязать носки? Или строчить на машинке? (Хотя первые месяцы шитье на машинке мне помогало писать эту книгу. Всплывали воспоминания.) Такая уйма свободного времени. Чем заняться, чтобы не сойти с ума от всего случившегося? Забыть! Забыть! — говорила я себе, но поняла, что сделать это практически невозможно. Я должна найти Кристину. Я дала обещание Оксане. «Да все вы обещаете, когда освобождаетесь. Да только потом быстро забываете», — бытует такое мнение на зоне. «Пацан дал слово», — говорят те, кто живет по понятиям.
***
Единственное, что я знала о Кристине, это адрес того дома-интерната, где она воспитывалась. Я долго собиралась с мыслями. Зачем мне нужна чужая жизнь, чужая судьба, когда я в своей-то ничего не понимаю? Я сама жертва. Я проиграла. Меня бросил муж. Я попала в тюрьму, лишилась работы и великого звания — врач! Таких, как я, на пушечный выстрел к людям нельзя подпускать, решил суд.
Я ругала себя за бесцельно прожитые годы. А вдруг не бесцельно? Смысл?.. Во всем происходящем должен быть смысл. По теории ментов, я должна была сгинуть, и они сделали для этого все. А по теории сотворения человека Богом, я для чего-то осталась в живых. Я зачем-то нужна на этой Земле. То, что я видела, испытала, пережила, должны знать все. Я обязана рассказать об этом как мать, как врач, как гражданин. Я хочу, чтобы произошло чудо и люди проснулись. Проснитесь, оглянитесь вокруг! Судьи, прокуроры, следователи! Вы такие же люди, как все, а не сверхчеловеки. Судить должен закон, но не судья. Законов достаточно, чтобы оправдать человека или смягчить его участь. И всегда находится лазейка, но не для всех.
Это не крик отчаяния. Я не сломалась. А сколько людей, ищущих
Я поспешила на поиски Кристины и очутилась в детском доме, пахнущем манной кашей, подгоревшим молоком и детскими страданиями.
***
— Я разыскиваю выпускницу вашего детского дома Кристину Иванову, — сказала я директору этого богоугодного заведения.
Она порылась в бумагах. Подняла уставшие глаза и спросила:
— А вы кто, собственно говоря, ей будете?
— Троюродная племянница двоюродного дедушки, — попыталась объяснить я ей.
Я не умею врать, и она мне явно не поверила, но все же сказала:
— Она не наша выпускница, она попала в тюрьму, и ее дальнейшая судьба мне неизвестна.
Я и сама знаю, что она попала в тюрьму. Ничего нового директор мне не сказала. И я не солоно хлебавши, надышавшись казенными запахами, покинула этот грустный уголок Земли. Выйдя за дверь, я, чуть не плача, прошлась по саду. Здесь и произошла трагедия, которая привела Кристинку в тюрьму, та секунда, которая изменила всю ее жизнь. Осенние листья уже начал заметать снег. Они превратились в замерзшие ледышки и хрустели под ногами.
Я вышла из ворот детского дома и заплакала. О чем я плакала? Не знаю. Обо всем сразу. Проходили мимо какие-то люди и косо смотрели на меня. Разве могут люди понять чужие слезы?
Что же делать? Я плакала от бессилия. Мои поиски прервались, так и не успев начаться. «Думай, доктор, думай!» — твердила себе я. А еще детективное агентство собиралась открывать, чтобы не умереть с голоду. Так, стоп! В каждом детском доме есть пожилая нянечка, которая отработала в нем лет пятьдесят, знает всех и вся и до сих пор в памяти.
На горизонте показался молодой человек, я его окликнула:
— Молодой человек, подскажите мне, пожалуйста, где живет няня из этого детского дома. Старенькая такая.
— А, баба Шура…
— Да, да, она.
— Вон там на горе дом с синим забором.
— Спасибо вам, вы очень любезны, — поблагодарила я парня.
Интуитивно я вычислила, что такой человек должен существовать, и парень, шедший мимо, подтвердил мое предположение.
***
— Здравствуйте, баба Шура. — Я не могла сдержать слез и заплакала, бросившись в объятья старушки.
Она рассматривала меня подслеповатыми глазами, пытаясь вспомнить.
— Вы меня не знаете, — сказала я бабе Шуре. — Мы с вами незнакомы.
Зачем старушке ломать голову, вспоминая меня.
— Да, вроде никогда не встречались.
Память у бабы Шуры была хорошая. Она сразу вспомнила Кристину Иванову, когда я о ней заговорила.
— Да, помню такую девчонку. Помню хорошо. Как такую забыть.
Я рассказала бабе Шуре всю правду, где была, что испытала, и о том, что интересуюсь не из праздного любопытства. Таким святым людям, как баба Шура, не лгут. Она сразу почует ложь, замкнется и ничего не расскажет.
— Да, досталось этой девчонке! Была у нас здесь одна хапужница, нет ее уже на белом свете. Прибрала девчонку к рукам. В чулане держала, рисовать заставляла, а картины продавала. Ювенальное искусство называется. А матери ее от ворот поворот дала, чтобы не мешала денежки на ребенке зарабатывать.