Капкан для скифа

Чернобук Александр

Зазвонил телефон. Парфен вздрогнул и судорожно спрятал паспорт назад. Усмехнулся своей реакции и поднял трубку:

— Да.

— Вано, привет, Сергей беспокоит.

— Здорово, Рембо.

— Как у тебя дела?

— Заканчиваю с бумагами. Сегодня с банком управлюсь. Завтра можно будет встречаться со следаком, решать его вопрос по кредиту под ресторан.

— Это хорошо. У меня есть к тебе просьба.

— Для тебя, Сергей, все что угодно, ты же знаешь.

— Нужны мне срочно бабульки. Ты извини, но наскреби, сколько сможешь, мне сегодня к вечеру надо. Обязательно.

— До завтра не подождет?

— Если

б можно, не трогал бы тебя. Хотя бы две-три штуки. В счет тех пяти.

— Я понимаю, постараюсь. Три не знаю, две найду.

— Ну, добро. Вечером, часиков в восемь, давай пересечемся.

— Давай. Где?

Трубка помолчала секунд десять:

— На дискотеке.

— В «Спирали»?

— Подходит?

— Вполне.

— За нашим столиком?

— Хорошо.

— Тогда до вечера.

— Пока.

Иван зло швырнул трубку, полез в потайной шкафчик под крышкой стола, пересчитал нежно шуршащие, приятно-зеленые банкноты. Четыре тысячи семьсот пятьдесят долларов. Все сбережения, сделанные на обналичке. Не густо. Может, как-то напоследок отказаться? Не явиться на встречу? Серега занервничает, оборвет телефон, начнет искать. Нет, надо отдать и свалить завтра по-тихому, без кипеша. Он отсчитал пятнадцать бумажек по сто долларов: «Полторушки хватит. Скажу, что больше не нашел».

Остальные спрятал в тайник.

***

Рембо небрежно взглянул на часы и деланно зевнул, изображая равнодушие, но цепко следящие за каждым движением Войтовского глаза выдавали его напряжение. Управляющий вытаскивал из сейфа банковские упаковки тугих пачек долларов. Они падали на стол по одной: шлеп, шлеп, шлеп, — всего девять штук — по десять тысяч в каждой:

— Девяносто тысяч, — констатировал Геннадий Игнатьевич.

— Пересчитывать не надо?

— По желанию. У нас все точно.

— Поверю вам на слово. — Сергей взял одну из пачек, надорвал банковскую упаковку и, разложив банкноты веером, проверил те, которые были в середине:

— Вроде бы порядок.

— Это все-таки банк, а не валютный «рог»! — хмыкнул Войтовский.

— Банки, они тоже разные бывают…

— Надеюсь, осечки не будет? — раздраженно спросил Геннадий Игнатьевич, он уже жалел о договоренности с Рембо. Надо было все поручить Фархаду. Было б не так чисто и безопасно, зато обошлось бы тысяч в десять, не больше.

— Не волнуйтесь, все будет путем…

— Гарантируете?

— Сто пятьдесят процентов!

— Как, когда?

— А это уже мои вопросы. План у меня есть, завтра за деньгами никто к вам не придет. Будьте спокойны. — Рембо запихнул пачки в огромную барсетку.

— Хотелось бы…

— Можете… — Савельев защелкнул замок. — Говорите, бумаги он сегодня в банк сдал? Все инстанции прошел?

— Да, тут все нормально.

— Официально, все отделы?

— Конечно. Как же иначе? Везде засветился, все его видели, и деньги по документам он уже получил тоже.

— Даже так! Хорошая работа, — Серега хмыкнул с оттенком восхищения, — значит, теперь дело за мной.

— Да уж, не подведи.

— Если я даже сильно захочу, у меня все равно не получится.

— Это почему?

— Не умею я подводить. Не обучен, — растянул губы в улыбке Савельев. — Что, кстати, Фархад еще не вышел на шантажистов?

— Как он может на них выйти, если они до сих

пор не выдвинули требований?

— Тишина?

— Полная! Они вообще больше никак себя не проявили, — проворчал Войтовский. Его самого бесила эта неопределенность с бандеролью. Убрать Парфена — это хорошо, конечно. Спокойней будет. Но это далеко не полное решение вопроса.

— Вам не кажется это странным? — Рембо хитро сощурился.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Войтовский.

— Сопоставьте факты!

— То есть?

— Я думаю, что это дело рук самого Ванечки. Поразмышляй на досуге, Гена, — Серега подмигнул озадаченному банкиру, засунул барсетку под мышку и пожал протянутую руку.

***

Дискотека «Спираль» проходила в здании ДК «Юность». Сам Дом культуры располагался в парке Комсомольцев. Рембо сидел в машине, припаркованной на одной из аллей: «Удивительно, комсомольцев давно нет, организации тоже, а парк Комсомольцев есть». Впрочем, это была далеко не основная его мысль. Какие, на хрен, комсомольцы, если сейчас самое важное — это Парфен. Проколоться никак нельзя. Надо действовать четко по плану. Главное сейчас — поймать Ивана на выходе из машины. Потом будет сложно объяснить свое желание попасть в салон его автомобиля:

— А попасть надо обязательно, иначе весь план накроется медным тазом! — громко произнес Рембо.

Позади здания ДК была расположена платная автостоянка — кусок асфальта с сеткой по периметру. Туда-то и должен приехать Парфен. «Мерса» Рембо, стоящего метрах в восьмидесяти, оттуда практически видно не было. Кроме того, уже смеркалось. Светить машиной, ввиду специфики сегодняшней встречи, на стоянке не стоило.

Серега открыл окно и полной грудью вдохнул воздух с густым смолистым запахом хвои. Вокруг было полно елей. Ухоженные аллейки радовали глаз аккуратно постриженной травой. Покосился на пачку сигарет лежащую на «торпеде», но курить не стал.

Он нисколько не сомневался в успехе задуманной операции. Девяносто штук — хороший стимул в довесок к уже поостывшей мести: «Никуда тебе, Ванечка, не деться».

Рембо взглянул на часы: «Девятнадцать пятьдесят, пора». Он захлопнул дверцу и нажал кнопочку на брелоке. «Мерседес» мелодично пиликнул — центральный замок заблокировал двери. По дороге к автостоянке перевел часы на тридцать пять минут вперед.

К стоянке подошел вовремя, сразу вслед за БМВ Парфена. Белая «троечка» остановилась возле вахтерки. Окошко открылось, из него показалась рука с деньгами, в обратном направлении она скрылась с талончиком на парковку. Когда машина приткнулась на свободное место, Серега был уже не далее, чем в десяти метрах от нее. Дверца водителя открылась, из нее показалось удивленное лицо Парфена:

— Ты чего меня здесь встречаешь? Случилось чего? — он с опаской протянул руку Сереге.

— Тебя где носит?

— В каком смысле «носит»?

— В самом прямом. — Рембо раздраженно поднес часы к самому лицу товарища. — Половина девятого.

— Как полдевятого?

— Так полдевятого. Вовремя нельзя было приехать?

Парфен растерянно посмотрел на свои часы:

— Без трех минут восемь на моих, — он поднес руку с часами к уху, — идут.

— Хреново идут, значит! — продолжал наезжать Савельев, изображая крайнюю степень раздражения. — Можешь выбросить!