Капля огня
Шрифт:
Было без четверти двенадцать.
Удивительно, но Кузьмин действительно появился не спустя полдня, а буквально через десять минут. На этом положительные моменты кончились. Потому что "оператор по контролю за оборудованием", как он значился в штатах управления, мало того, что был нетрезв, так вообще напрочь отрицал, что когда либо посещал квартиру Антонии. На этом моменте он уперся, как баран и только головой мотал. Ника, однако, заметила, что при этом он ещё и старательно отводил глаза.
Выход оставался
– Сотню на опохмел хочешь?
– Хочу, - Кузьмин моментально оживился и сфокусировал блудливый взгляд на извлеченной Никой купюре.
– Тогда быстро говори, кто вместо тебя туда ходил? Ну? Бабушка сказала, что удостоверение у того типа имелось!
Газовщик издал совсем уж душераздирающий вздох и кивнул.
– Ходил. Один такой...
– шевеление пальцами должно было означать некую характеристику, правда, непонятно какую.
– Короче, не знаю я, кто он - первый раз видел. И последний.
– Рассказывай, все, как было.
– Ну, нашел он меня на участке, предложил за бутылку дать ему на часок удостоверение - дескать, хочет у одного хмыря свою жену застукать. Тот его не знает, а без удостоверения в квартиру не впустит.
– Кузьмин мученически скривился.
– Я уже после сообразил, что чушь он порет - какой мужик вообще в такой ситуации пойдет дверь открывать? Ну, и решил подстраховаться.
– И?
– Что и? Пошел потихоньку за ним, посмотрел, в какой дом он вошел, и все ли тихо будет. Ничего, обошлось, шума никто не поднимал. А потом он мне корочки отдал и - гуд бай.
Кажется, первый реальный след наметился... Ника с воодушевлением принялась расспрашивать Кузьмина о том, как выглядел и откуда взялся неизвестный, и выяснила, что тот был средней комплекции, среднего роста и с рыжей лохматой шевелюрой и рыжими же усами. А взялся... да черт его знает - в дверь вошел.
Стоп! Насчет рыжей масти Антония и Орландо ничего не говорили...
Отдав алчному газовщику сторублевку и проводив взглядом его рванувшую прочь фигуру, она достала мобильник и позвонила старой актрисе.
Точно - газовщик был без усов и никакой не рыже-лохматый. Наоборот - лысоватый шатен лет пятидесяти. Это что же получается?
Ника вышла на улицу и остановилась в задумчивости. Странная мимикрия псевдо-газовщика ассоциировалась у неё с чем-то до боли знакомым и близким.
Было жарко и ужасно хотелось пить. Заметив на углу цистерну с квасом, она подошла и заплатила смешную сумму в два рубля за пластиковый стаканчик желтого пенистого напитка. Квас был холодным и неожиданно вкусным - лучше любой импортной газировки.
Взгляд бездумно скользил по фасадам двухэтажных домов, построенным явно лет сто пятьдесят, а то и больше, назад, по не слишком ухоженному газону и старым липам. Прохожих было мало -
Швырнув стаканчик в предназначенный для этого картонный ящик. Ника решительно направилась обратно к театру. Потому что рыжий парик, усы и способность практически мгновенно превратиться из волосатого рыжего в лысоватого шатена могли происходить именно оттуда.
Плюс страсть ведущей актрисы к драгоценностям.
Как и в любом театре, вход для артистов и администрации охранялся бдительной дамой пенсионного возраста, читающей детектив. Услышав, что открылась дверь, дама подняла взор от книги и вопросила:
– Вы к кому?
– Здравствуйте, - Ника скорчила озабоченную мину.
– Я из областной газеты. Хотела бы взять интервью у актрисы Анны Свидерко. Она сейчас в театре?
Вахтерша вздрогнула и потупилась.
– Нету её, - пробормотала она тихо.
– Нет, и сегодня вряд ли будет.
– Заболела?
Дама как-то неуверенно и неопределенно пожала плечами. И тут из глубины здания послышались истошный вопль, а вслед за ним истерические рыдания.
– Идите, идите, - засуетилась вахтерша.
– Свидерко нет, нету её.
Вопль повторился и перешел в визг. В него вклинился мужской голос, вещавший нечто успокаивающе, но истерика не умолкала.
– Что там происходит?
– удивилась Ника.
– Репетируют, - неуверенно сообщила дама.
– Дневная репетиция идет.
Но Веронику Романовскую, которая проработала в театре не один, а целых четыре года, такая интерпретация происходящего не устроила. Визжали явно не на сцене и не в репетиционном зале, а где-то совсем рядом.
– А-а... а главный режиссер сейчас тут? Раз Свидерко нет, я возьму интервью у него. Что, зря я сюда тащилась?
– пошла Ника напролом.
– Леопольд Бориславович у себя, - неохотно созналась вахтерша.
– Только, может, не стоит?..
– Стоит, стоит...
– Ника уже проникла сквозь турникет и решительно внедрилась в длинный скудно освещенный коридор. Крики внезапно стихли, и воцарилась какая-то нехорошая тишина, в которой стало слышно, как за ближайшей приоткрытой дверью о чем-то спорят. Девушка прислушалась.
– Надо везти её в больницу, - бубнил глухой бас.
– Врачи разберутся.
– В психиатрию?
– нерешительно спросил тенорок.
– Почему сразу в психиатрию? А впрочем... Куда угодно везите, а то театр в дурдом превратили. Невыносимо!
Ника взглянула на табличку "Директор театра Коломийцев Юрий Евгеньевич". Ага, директор подойдет...
Но постучать она не успела - внезапно распахнулась другая дверь и из неё спиной вперед вылетел какой-то старикашка. Врезавшись в стену, он помотал головой и ринулся обратно.