Капля света
Шрифт:
Он часто подбрасывал меня на руках. Даже когда я уже была не очень маленькой, все равно его это забавляло — видеть свою Лерку, обожаемую Лерку — солнышко» как он меня всегда называл, среди облаков. Он подбрасывал меня, я смеялась, хоть и смущало иногда меня то что подол платья задирается слишком высоко и отец видит мои трусики. Я с раннего детства была очень стеснительной.
Я была счастлива, что у меня такой отец. Красивый, веселый, влюбленный в маму. Многие женщины завидовали ей, я это знала. И гордилась ими обоими — и мамой, и отцом…
Он
Нет, сначала случилось еще кое-что. Сначала родилась Настя.
Мне не хочется сейчас писать о Насте… Я не готова еще к этому. Да и хронология тем самым нарушится, а мне бы этого не хотелось. Ведь Настина история случилась уже после того, как умер отец.
Мне было девять лет, когда это случилось. Я спала, внезапно сквозь сон услышала, как плачет мама. Я открыла глаза, прислушалась. Раньше мне никогда не доводилось слышать, как плачет мама. Я подумала: может быть, это плачет Настя? Но Настя была слишком маленькой, она не могла плакать вот так, по-взрослому.
Я вскочила и, путаясь в длинном подоле ночной рубашки, побежала в родительскую спальню. Там было, темно. Я приоткрыла дверь. Теперь мамины всхлипывания слышались отчетливо.
— Мама, ты плачешь? — спросила я у нее.
— Лера? Это ты? Почему ты не спишь?
— Я проснулась, услышав, как ты плачешь. Ч/то случилось, мама?
— Ничего. Ничего не случилось. Иди спать, доченька.
В темноте родительской спальни я видела силуэт матери — она лежала, полуобернувшись ко мне. Наверное, до той минуты, пока не появилась я, она просто лежала вниз лицом. Я тоже часто так ложилась, когда плакала.
Почему-то рядом с ней я не увидела отца. Я вспомнила, что накануне вечером он не пожелал мне спокойной ночи, потому ^то его просто не было дома в тот момент, когда я ложилась спать.
— А где же папа? — снова спросила я. Мама ничего не ответила и почему-то заплакала еще громче.
— Где папа? — повторила я свой вопрос, чувствуя первый раз в жизни, как сердце полностью заполонило отчаяние.
— Иди сюда, Лерочка. Иди ко мне, только ступай неслышно, чтобы не разбудить Настю. Знаешь, Настя очень чутко спит.
Я подошла и присела на краешек кровати рядом с плачущей мамой.
— Видишь ли, дочка. Ты уже большая… — Она прижала меня к себе и замолчала на некоторое время, а я вдруг подумала о том, что не хочу быть большой. Оказывается, нет ничего хорошего в том, что человек становится большим. Как же я раньше, глупая, этого не понимала. Ведь если бы я сейчас была маленькой — такой, как Настя, — мне не пришлось бы слышать всего того, о чем расскажет мама. — И ты должна знать правду. Твой папа больше не будет жить с нами.
Я сразу все поняла. Я на самом деле была уже большой и как-то быстро собрала воедино обрывки случай-н° услышанных прежде разговоров между матерью и отцом. Я сразу поняла, что наш папа теперь буде жить с другой женщиной.
— Как
— Понимаешь, доченька, у него теперь другая семья… Он ушел от нас. Ушел жить к другой женщине,
Я знала, что мама не врет. И все же не хотела верить в то, что она говорит.
— Этого не может быть, — возразила я ей. — Папа не такой, он не мог нас бросить…
— Не плачь, Лерочка. В жизни всякое случается. И это — не самое страшное. Он по крайней мере не умер…
Мама что-то еще говорила. А я перестала уже слушать ее. Я внезапно совершенно отчетливо осознала: лучше бы — умер.
Было бы гораздо лучше для всех нас. Было бы правильнее. Было бы понятнее.
Было бы так: у меня больше нет папы, потому что его больше нет. А получилось: папа есть, и в то же время нет его.
Нет его больше у меня. Еще вчера был папа, а теперь нет…
— Мама, разве такое бывает? — спросила я.
— Бывает, Лерочка. И не такое еще бывает…
Она меня не поняла. Не поняла моего вопроса, совсем не об этом, и я вдруг почувствовала, что я старше. Что за эти несколько минут, проведенных в родительской спальне, я вдруг стала такой большой, такой взрослой, что даже мама оказалась в сравнении со мной маленькой…
Я стала старше собственной матери. Мой отец умер, еще не дожив до своей смерти. Оказывается, такое бывает…
Сергей открыл дверь ключами и вошел в темную прихожую. Не включая света, снял ботинки и прошел к себе. За стеной что-то неслышно бормотал телевизор. Прислушавшись, он понял: Оскар Де Ла Хойя снова пытается одолеть Феликса Штурма или еще кого-нибудь. Отец в последнее время не пропустил практически ни одного боя, хотя раньше подобного пристрастия к боксу за ним не замечалось. Мама, наверное, уже спала. На душе по-прежнему было тоскливо. Часы показывали начало первого. Он подумал о том, что у него есть шанс заснуть. Заснуть — и это значит, по крайней мере восемь — десять часов не думать, не вспоминать, не тосковать и не ломать голову над вопросом: что это было? «Что это было?» — в который раз спросил он у себя. И, в который раз не смог ответить ничего определенного. Потому что не понимал.
Прежде всего, не понимал себя. Откуда эта тоска, откуда беспросветная уверенность в том, что в жизни уже больше не случится ничего хорошего и, кроме серых будней и болезней в старости, его больше и не ждет ничего? что жизнь свою он уже прожил, и прожил ее неправильно, разменял на пустяки, на мелочи. Целую жизнь — на жалкие часы сомнительных удовольствий. Но с другой стороны, разве он знал? Разве мог знать, разве мог вообще подумать о том, что когда-нибудь случится с ним такое? Что одна случайная встреча может перевернуть всю жизнь и заставить убедиться, что все прожитые годы были лишь прелюдией? Что все свои неполные двадцать восемь лет он жил только для того, чтобы дождаться наконец этого дня и встретить ее…