Капля яда – море зла
Шрифт:
Он поднял указательный палец и улыбнулся.
— У вас появляется совершенно особенное выражение, когда вы одержимы новыми приключениями. Я безошибочно, безошибочно, — восторженно выкрикнул Юрий Степаныч, — это определяю!
«Так, пора, кажется, следить за собой, — обеспокоилась Лариса. — Если за один день двое мужчин, с которыми я вижусь больше, чем с другими — то есть муж Котов и администратор Городов, — говорят одно и то же…»
— Самое интересное, что это выражение у вас уже пропало, с того самого момента, как я об этом сказал, — продолжал распинаться Степаныч. — Сразу же
Лариса была поражена и даже не нашлась, что ответить. Она еще минуту назад знала, что скажет по инерции администратору, что ее не будет в ресторане несколько дней, что ему придется… И так далее, по заведенной давным-давно схеме. А тут он сам все предугадал!
— В общем, берегите себя, Лариса Викторовна, — вступил в еще одну словесную параллель с Котовым администратор, разворачиваясь и направляясь к двери.
Потом вдруг повернулся и, подмигнув начальнице, спросил:
— А что там у вас за дело?
— А тебе-то зачем? Ты же всегда называл мои расследования авантюрами!
— Не всегда, не всегда, — засуетился Юрий Степаныч. — Я, наоборот, так сказать… Даже помогал вам несколько раз… Если помните.
— Помню. Но сейчас рассказывать тебе об этом деле не хочу.
— Расскажите, Лариса Викторовна, расскажите! — заныл Городов, присаживаясь рядом с Котовой на стул.
Лариса улыбнулась. Она знала, что, помимо патологической скупости и ворчливости, ее администратор еще и непомерно любопытен. Его всегда интересовало все и вся, даже то, что не имело к нему ни малейшего отношения. Он дотошно выспрашивал у нее обо всех ее знакомых, если сам их и знать не знал, прикидывая, видимо, в уме, что ему эта информация может пригодиться. И теперь он будет донимать ее, пока его нездоровое любопытство не будет удовлетворено.
— Ну хорошо, — сдалась Лариса и принялась рассказывать.
Они сегодня оба были в хорошем настроении. Котова, которая невесть с чего взялась посвящать Степаныча в свои дела, и Городов, который изменил своему обычному ехидству.
Ирина расслаблялась в ванной, погрузившись в теплую воду. Она пыталась выбросить из головы все тревожные мысли.
«Все, пора об этом забыть, — внушала она сама себе. — Завтра же надо как-то забрать сумку и поставить жирную точку в этом деле. И надо же было вести себя так глупо! Слава богу, все кончилось…»
Наутро она как ни в чем не бывало ушла на работу, а когда вернулась, то сразу поняла, что точку ставить рано.
— Ира! — из комнаты в прихожую метнулась перепуганная Тамара Александровна. — А к тебе тут пришли…
Внутри что-то ухнуло и оборвалось, а от груди к кончикам пальцев на ногах пробежала дрожь.
— Кондратьева Ирина Николаевна? — Из гостиной вышел высокий лысый мужчина в милицейской форме с чересчур официальным, холодным лицом.
— Да… — растерянно подтвердила Ира.
— Капитан милиции Гунин, попрошу вас проехать с нами, — отчеканил милиционер безо всяких эмоций.
Ирина невольно повернулась в сторону матери. Та стояла совершенно потерянная и ничего не понимала.
— Я арестована? —
— Вы задержаны до выяснения обстоятельств.
Она молча кивнула, спокойно снова надела ботинки и стояла в ожидании капитана. Тот открыл дверь и пропустил Ирину вперед.
— Ира! — Побелевшая Тамара Александровна кинулась к дочери.
— Все будет нормально, мама, — безжизненным голосом произнесла та. — Все будет нормально. Ты только Косте скажи, пожалуйста, обязательно!
— А зачем? — удивилась мать. — Да нет, конечно, скажу, а как же — брат ведь! Подожди, а что сказать-то?
Тамара Александровна была настолько ошарашена случившимся и ничего не понимала, что запуталась совершенно. Она шла по пятам за дочерью по лестничной площадке и, вытирая слезы, пыталась заглянуть ей в лицо. Пожалуй, в таком состоянии она находилась впервые в жизни. Оказавшись в критической ситуации, она вдруг абсолютно утратила способность владеть собой и контролировать эмоции. Ирина всегда была сама по себе, и мать привыкла к этому. Она давно считала ее взрослой, ни во что не вмешивалась, полагая, что дочь сама во всем разберется. Отчасти это было отмазкой, потому что у Тамары Александровны вечно не хватало времени на дочь, и она успокаивала себя подобной формулировкой, снимая с себя ответственность и уверяя себя, что воспитала дочь самостоятельной.
Ей никогда не приходило в голову, что с Ириной может что-то случиться, и теперь, увидев, что дочь попала в беду явно криминального характера, она совершенно растерялась.
— Что же мне сказать-то ему, Ирочка? — повторила мать, как-то даже заискивающе заглядывая дочери в глаза.
— Скажи, пусть Насте своей все расскажет, — быстро проговорила дочь. — Они все знают.
— А… — начала было Тамара Александровна, но Ира вдруг резко прикрикнула на нее:
— Да прекрати ты, пожалуйста! И так тошно!
И мать послушно утерла слезы и замолчала.
— Хорошо, дочка, — тихо сказала она уже самой себе, потому что дверцы лифта за Ириной и капитаном захлопнулась, — я все сделаю.
Мать с отцом были на работе, когда Настя пришла из института. Она вдруг почувствовала себя как-то одиноко и неуютно. Кости в институте не было. И домашний телефон его молчал, и мобильник был отключен.
«Что за черт! — терялась она в догадках. — Может быть, что-то случилось? Съезжу-ка я к себе на квартиру, — подумала она. — Там как-то даже думается легче, чем здесь».
Она вполне благополучно доехала на троллейбусе до места и пошла по промозглой ноябрьской погоде через двор к подъезду.
Дверь была закрыта, и Насте пришлось нагнуться, чтобы правильно набрать код замка. И тут она услышала позади себя голоса.
Она повернулась и увидела двух незнакомых парней. Они были одеты в черные кожаные куртки. Один высокий и крупный, с рыжими волосами. Его круглое лицо было сплошь покрыто веснушками. Второй — невысокого роста, худенький, смугловатый.
Они о чем-то переговаривались. Разговор был самый обычный, и Настя не обратила на парней внимания. Вполне естественным выглядело и то, что они прошли вслед за ней в подъезд и закрыли за собой дверь.