Капут
Шрифт:
— О! How lovely! [507] — воскликнула Луиза, хлопая в ладоши.
— А теперь, — сказал я, — я расскажу вам историю Зигфрида [508] и кошки. История Зигфрида и кошки не понравилась бы этим двум неаполитанским детям, но вам она очень понравится. Эта немецкая история, а немцы любят немецкие истории.
— Немцы любят всё немецкое, — сказала Луиза, а Зигфрид — это немецкий народ.
— А кошка, Луиза, — чем может быть кошка? Может ли и она также быть чем-то вроде Зигфрида?
507
Какая прелесть! (англ.).
508
Зигфрид — герой древнегерманских и древнескандинавских легенд. История его жизни, в которой, очевидно, содержатся элементы реальности, составляет сюжет германского эпоса «Песня о нибелунгах» и скандинавского — «Старшая Эдда», а также прозаического произведения «Сага о Вёльсунгах». Зигфрид — герой последних двух опер из цикла Вагнера «Кольцо нибелунга». Этим именем была названа система пограничных укреплений фашистской Германии в 1936–40 гг. на ее западных границах. (Примеч. сост.).
— Зигфрид — единственный, — ответила
— Вы правы: Зигфрид — единственный, а все остальные народы — кошки. Так слушайте же историю про Зигфрида и кошку. Я находился в селении Рита, возле Панчева, близ Белграда, и ждал переправы через Дунай. Несколько автоматных выстрелов раздавалось среди этого светлого апрельского утра, натянутого словно экран из прозрачного полотна между охваченным пламенем городом и нами. Отряд эсэсовцев ожидал приказа форсировать переправу. Они все были очень молоды, у всех у них были готические треугольные лица, с остроконечными подбородками, точеным профилем, и взгляд их светлых глаз был чистым и жестоким взглядом Зигфрида. Они сидели, молча, на берегу Дуная, повернув головы к костру пылающего Белграда, уставив свои автоматы между коленями. Один из них сидел в стороне, ближе к тому месту, где сидел я. Это был юноша, примерно лет восемнадцати, не более того, белокурый, голубоглазый, с алыми губами, освещенными улыбкой холодной и невинной. Его глаза были удивительного чисто синего цвета. Мы разговорились. Мы толковали о жестокости войны, о развалинах, всеобщем трауре, избиениях. Он рассказал мне, что новобранцы эсэсовского лейбстандарта увлекаются тем, чтобы, не сморгнув, выдерживать зрелище страданий другого. Он добавил, что рекрут эсэс не достоин быть сопричисленным к лейбстандарту, если он с честью не выйдет из испытания с кошкой. Новобранец должен захватить левой рукой за шкуру на спине живую кошку, оставив ее лапы свободными, чтобы она имела возможность защищаться, а правой рукой, вооруженной ножом, вырвать у нее глаза. Вот как учатся убивать евреев.
Луиза схватила меня за руку. Ее ногти впивались в меня сквозь сукно мундира.
— Вы не имеете права… — сказала она тихо, повернув свое бледное лицо к двум слепым солдатам, которые ели молча, слегка откинув головы назад. Сиделка им помогала, легкими неторопливыми движениями направляя неуверенные жесты их рук и притрагиваясь кончиками пальцев к тыльной стороне их рук, всякий раз, как только их нож или вилка, начинали блуждать по краю тарелок.
— О! Луиза, я прошу вас извинить меня, — сказал я, — у меня также есть отвращение к жестокости. Но есть некоторые вещи, которые вам следует знать. Вы должны узнать, что и кошки также, в известном смысле, принадлежат к той же породе, что и Зигфрид. Вы никогда не думали о том, что и Христос также, в известной мере, — то же, что и Зигфрид? Что Христос — это распятая кошка? Вы не должны верить, хотя в этой вере и воспитаны все немцы, что Зигфрид — единственный, что все остальные народы — кошки. Нет, Луиза. Зигфрид тоже принадлежит к расе кошек. Знаете ли Вы происхождение слова: капутт? Это слово произошло от еврейского коппарот, что означает жертва. Кошка — это коппарот; это жертва, это обратное понятие по отношению к Зигфриду, это Зигфрид, принесенный в жертву, распятый. Бывает время, и это время всегда наступает, когда Зигфрид — и он также, Зигфрид — единственный, становится кошкой, становится коппарот, жертвой, становится капутт. это момент, когда Зигфрид приближается к смерти, и Гаген-Гиммлер [509] готовится вырвать ему глаза, словно кошке. Участь немецкого народа состоит в том, чтобы превратиться в коппарот, в жертву, в капутт. Скрытый смысл его истории состоит в том, чтобы преобразить Зигфрида в кошку. Вы не должны оставаться в неведении насчет некоторых истин, Луиза. Вы тоже, вы должны знать, что все мы предназначены стать однажды коппарот, жертвами, стать капутт, что именно поэтому мы — христиане, что Зигфрид — он тоже христианин, что Зигфрид — тоже кошка. Императоры, дети императоров, внуки императоров, — они тоже должны знать некоторые истины. Вы получили очень плохое воспитание, Луиза.
509
Гаген-Гиммлер — возможно, Гаген — от фамилии Гагенбека Карла (1844–1913), основателя крупнейшей в мире немецкой фирмы по торговле дикими животными. Создавал зоопарки и зооцирки. Занимался дрессировкой. (Примеч. сост.).
— Я уже более не Зигфрид, — сказала Луиза, — я ближе к кошке, чем к принцессе императорской крови.
— Да, Луиза. Вы ближе к работнице, чем к принцессе из рода Гогенцоллернов.
— Вы думаете? — спросила Луиза застенчиво.
— Работница чувствовала бы к вам симпатию, если бы вы были ее товаркой на заводе.
— Я хотела бы работать на заводе. Я переменила бы имя. Я работала бы, как любая другая работница.
— Зачем менять имя?
— Одна из Гогенцоллернов… Вы думаете, остальные работницы уважали бы меня, если бы они знали мое настоящее имя?
— Что оно стоит сегодня, имя Гогенцоллернов!
— Расскажите мне историю про стеклянный глаз, — попросила внезапно Луиза, понизив голос.
— Это такая же история, как и многие другие. Бесполезно ее рассказывать. Это христианская история. Вы, конечно, знаете христианские истории, не правда ли? Они все похожи друг на друга.
— Что вы подразумеваете под этими словами — христианская история?
— Читали ли вы «Контрапункт» Олдоса Хаксли [510] ? Так вот: смерть ребенка Филиппа, в последней главе, это — христианская история. Олдос Хаксли мог бы уберечь себя от бесполезной жестокости, заставившей его прекратить жизнь этого ребенка. Однажды Олдос Хаксли был приглашен в Букингемский дворец [511] . Королева Мэри и король Георг V хотели с ним познакомиться. Это было время наивысшего успеха «Контрапункта». Суверены приняли Олдоса Хаксли очень приветливо. Они говорили с ним о его книгах, расспрашивали о его путешествиях, о планах дальнейших работ, о духе современной английской литературы. После разговора, в то время, как Хаксли уже находился на пороге и готов был уйти, его величество, король Георг V любезно подозвал его. Он казался озабоченным: было заметно, что он хотел сказать что-то, но не осмеливался. Наконец, король сказал Хаксли колеблющимся голосом:
510
Хаксли Олдос (Лернард) — 1894–1963 — британский писатель, автор романов, эссе, стихов. «Контрапункт» (1826) — интеллектуальный роман, близкий умонастроению «потерянного поколения», разоблачает духовную несостоятельность буржуазной интеллигенции. Также романы «Желтый Кром», «Шутовской хоровод», сатирическая антиутопия «Прекрасный новый мир», «Гений и богиня», «Остров». (Примеч. сост.).
511
Букингемский дворец — резиденция английских королей, по названию английского графства. (Примеч. сост.).
— Господин
— Oh! What a lovely story! [512] — воскликнула Луиза.
— Это христианская история, Луиза.
— Расскажите мне историю про стеклянный глаз, — краснея, попросила Луиза.
Осенью 1941 года я находился на Украине, возле Полтавы [513] . Район этот был наводнен партизанами. Можно было подумать, что снова возвратились времена казачьих восстаний Хмельницкого [514] , Пугачева [515] , Стеньки Разина [516] . Банды партизан скрывались в лесах и болотах вдоль Днепра. Выстрелы и пулеметные очереди неожиданно раздавались среди развалин бывших деревень, в траншеях и чащах. Потом восстанавливалась тишина. Эта тишина — ровная, глухая, монотонная — тишина огромной русской равнины.
512
О, какая прелестная история! (англ.).
513
Полтава — город на реке Ворскла, известен с 1174 г. в русских летописях как Лтава (название до 1430 г.), с 1569 — в Польше, с 1667 — в России. Полтавская область (Украина). (Примеч. сост.).
514
Хмельницкий Богдан (Зиновий) — (ок. 1595–1637) — гетман Украины; руководитель освободительной борьбы украинского народа против польско-шляхетского гнета. В 1654 г. провозгласил воссоединение Украины с Россией. (Примеч. сост.).
515
Пугачев Емельян Иванович (1742–1775) — предводитель крестьянского бунта 1773–1775 гг., донской казак, участник Семилетней 1765–1763 и русско-турецкой 1768–1774 войн, хорунжий. Под именем императора Петра III поднял восстание яицких казаков в августе 1773 г., в результате которого уничтожил тысячи людей в основном дворянского сословия, грабил и жег имения, обворовывал церкви. В сентябре 1774 заговорщиками был выдан властям. Казнен в Москве на Болотной площади. (Примеч. сост.).
516
Стенька Разин — Степан Тимофеевич (ок. 1630–1671), организатор восстания 1670–1671, донской казак. В 1662–1663 — донской атаман. Воевал с крымскими татарами и турками. В 1667 с отрядами казацкой голытьбы совершил походы на Волгу и Яик. В 1668–1669 — по Каспийскому морю в Персию. Во время восстания был выдан старшиной царскому правительству. Казнен в Москве. (Примеч. сост.).
Однажды немецкий офицер проходил во главе своей артиллерийской колонны сквозь деревню. В деревне не было ни души; все дома казались давно уже покинутыми. В колхозных конюшнях около сотни лошадей лежало на полу, они все еще были привязаны своими поводами к пустым кормушкам: так они и погибли от голода. Деревня имела этот зловещий вид русских деревень, на которые обрушилась ярость немецких репрессий. Офицер смотрел с выражением, похожим на меланхолическое, или говорившим о чем-то вроде смутной тревоги, почти страха, на эти покинутые дома, солому, раскиданную на их порогах, окна, широко раскрытые, комнаты, опустевшие и немые. Из середины огородов, поверх оград, глядели черные, неподвижные и круглые глаза подсолнечников, пристальные в их короне длинных желтых ресниц; они печальными взорами следили за проходившей колонной.
Офицер продвигался вперед, склонившись над гривой своей лошади, обеими руками опираясь на выступы седельной луки [517] . Это был человек сорока, примерно, лет, с уже засеребрившимися волосами. Время от времени он поднимал глаза к небу, потом выпрямлялся на стременах и оборачивался, глядя на колонну. Солдаты шли группами, позади повозок, лошади скользили копытами в грязи, кнуты свистели в сыром воздухе, люди кричали: «Йа, йа!», чтобы побудить животных двигаться более резво. Стоял серый денек, и деревня имела призрачный вид в сером осеннем воздухе. Поднялся ветер; трупы евреев, повешенных на деревьях, стали понемногу раскачиваться. Долгий шепот пронесся из дома в дом, как будто толпа босых детей промчалась по их унылым комнатам; долгий хруст, словно целая армия крыс плясала сарабанду в этих покинутых домах.
517
Лука — изгиб (чего-то) — реки, морского берега и т. п. (Примеч. сост.).
Колонна остановилась в деревне, и солдаты уже рассыпались по улицам, разделявшим палисаднички, чтобы напоить лошадей, когда офицер промчался крупной рысью, очень бледный, крича: «Weg, weg, Leute!» [518] Быстро проезжая мимо, он слегка касался концом своего хлыста солдат, уже усевшихся на порогах домов. «Weg, weg, Leute!» — кричал он. Тогда среди солдат из уст в уста пробежало одно только слово: «Флек-тифус» [519] . Это страшное слово пронеслось по всей колонне, донеслось до последних артиллерийских орудий, остановившихся вне деревни, и все солдаты возвратились на свои места; колонна снова пришла в движение: «йа, йа!» Кнуты засвистели в сером воздухе, и артиллеристы, проходя мимо, бросали испуганные взгляды через открытые окна на внутренние помещения домов, где на соломенных тюфяках лежали мертвецы, бескровные, исхудалые и прозрачные, с расширенными открытыми глазами. Офицер, стоя неподвижно на своей лошади посреди деревенской площади возле опрокинутой в грязь статуи Сталина, смотрел, как проходила колонна, время от времени поднося руку к лицу и слегка массируя мягким и усталым жестом свой левый глаз.
518
Убирайтесь, убирайтесь, люди! (нем.).
519
Fleck Typhus — сыпной тиф.
До заката еще было далеко, но первые вечерние тени уже сгущались в листве деревьев, которые понемногу становились все более сумрачными, более плотными, таящими в своих кронах глубокую и тусклую синеву. Лошадь офицера от нетерпения била копытами по грязной земле, иногда делая вид, что она собирается подняться на дыбы и броситься быстрой рысью вместе с колонной, покидая деревню. Но офицер, пустив ее идти шагом, позади самой последней повозки, в хвосте колонны, привстал на стременах и посмотрел назад. Улица и площадь были пусты, покинутые дома всё так же унылы. И, однако, этот шепот, это хрустенье, которые производил ветер, облизывавший своим шершавым языком стены, слепленные из соломы и грязи, этот шепот и это похрустывание босоногих детей, или изголодавшихся крыс, все еще издалека сопровождали колонну. Офицер поднял руку к лицу и приложил ее к глазу, с выражением досадующим и печальным. Внезапно из деревни послышался ружейный выстрел, и пуля просвистела у него над ухом.