Кара
Шрифт:
– Это неслыханно, - рыдала мама, с зубовным скрежетом раздирая на себе одежды.
– Он ненормальный. Ты идиот. Ты ненормальный, - повторял бледный потрясенный отец.
– Пятьдесят пять и шикса5, - стонала тетя Роза, хватая нож для бумаг и поднося его к глазам.
–
– Она тебя в два раза старше!
– орал дядя Луи.
– Ну и что?
– То, что этому не бывать!
– ревел отец и заклинал меня Торой.
– Он женится на маме своей подружки, - хрипела тетя Тилли, оседая на пол без чувств.
– Может, они муниты6?
– предполагал дядя Луи.
– Может, они его загипнотизировали?
– Идиот! Дебил!
– шептал отец.
К тете Тилли вернулись чувства, она уставилась на меня, вспомнила, что случилось, и отключилась снова. Преклонив колени в углу дальней комнаты, тетя Роза на все лады бормотала "Шма Исраэль".
– Господь покарает тебя, Харольд, - вскричал отец.
– Господь прилепит твой язык к нёбу твоему, и погибнут все овцы твои, и все волы твои, и десятая часть от плодов твоих, и...
Но я женился на Эмили, и самоубийств не произошло. Присутствовали трое ее детей и с дюжину знакомых. Свадьбу устроили у Конни, шампанское лилось рекой. Мои опоздали: надо было сначала исполнить давнее обещание - принести в жертву агнца.
Танцевали, веселились, вечер удался на славу. В какой-то момент я оказался в спальне наедине с Конни. Мы подтрунивали друг над дружкой и вспоминали наш роман, его взлеты и падения, и каким желанным я был для нее когда-то.
– Это было упоительно!
– воскликнула
– Что поделаешь, с дочкой сорвалось, пришлось отыграться на маме. А...
Но в следующее мгновенье я почувствовал во рту язычок Конни.
– Какого черта?
– спросил я, отстраняясь.
– Напилась?
– Ты меня так заводишь - не представляешь!
– и она повалила меня на кровать.
– Что на тебя нашло? Ты что, нимфоманка?
– сказал я, поднимаясь на ноги, но, конечно, возбужденный ее внезапным натиском.
– Я должна переспать с тобой. Если не сейчас, то как можно скорее, сказала она.
– Со мной? С Харольдом Коэном? С тем парнем, что жил с тобой? И любил тебя? Которому было запрещено приближаться к тебе ближе чем на двадцать три сантиметра, потому что он стал напоминать тебе Дэнни? Это со мной ты хочешь переспать? С олицетворением твоего братишки?
– Теперь же совершенно другой расклад!
– сказала она, тесно прижимаясь ко мне.
– Женитьба на маме сделала тебя моим папочкой.
Она снова поцеловала меня и перед тем как вернуться к гостям добавила:
– Не волнуйся, папуля. У нас будет еще масса случаев.
Я опустился на кровать и уставился в окно. Я думал о своих стариках и о том, не пора ли кончать с театром и возвратиться в училище при синагоге. Через приоткрытую дверь мне были видны Конни и Эмили: обе смеялись, болтая с гостями. А на кровати в спальне сидела жалкая поникшая фигурка, и все, что она могла пробормотать себе под нос, было давнее выражение моего дедушки, звучавшее так: "Ой, вей".