Караджале
Шрифт:
СНОВА В РЕДАКЦИИ
Каждый раз, когда Караджале оказывается «на мели», он возвращается к журналистике. Это самый быстрый из доступных ему способов заработать какие-нибудь деньги. И вот после вынужденной отставки с поста директора Национального театра Караджале снова ищет убежище в газете. На этот раз в редакции «Конституционалул». Здесь он и опубликовал свою статью на смерть Эминеску, которую мы цитировали выше.
Знатоки караджалевского письма расшифровали его псевдонимы в «Конституционалуле»: Ганс, Настратин, Фальстаф и Зоил. Кроме того, он писал политические передовицы за подписью «К». В них он развивал свою любимую идею об одинаковой сущности двух главных правящих партий. Придя к власти, и либералы и консерваторы одинаково нарушают
Стоит упомянуть и театральные рецензии Караджале, опубликованные в той же газете. Низложенный директор Национального театра еще раз доказал свою большую любовь к театральному искусству. Не обида за свой вынужденный уход и не стремление кому-либо отомстить, а искреннее желание помочь добрым советом новой дирекции — вот что характерно для театральных рецензий Фальстафа и Зоила в «Конституционалуле».
Работа в редакции «Конституционалул», конечно же, не разрешила материальных проблем Караджале, и он покидает ее уже в конце 1889 года. Он снова колеблется, что делать, но времени для раздумья у него нет, тем более что теперь он семьянин. В сентябре того же года директор Национального театра становится преподавателем истории в младших классах гимназии святого Георга.
Караджале не единственный писатель, вынужденный занимать скромную учительскую должность. В той же гимназии рядом с ним работают Ал Одобеску, Ал. Влахуца, Раду Россети — имена, вошедшие в историю румынской литературы. От Раду Россети мы узнаем некоторые подробности, касающиеся учителяКараджале. Дети очень любили его за веселость и отнюдь не казенный подход к своим обязанностям. Когда один из учеников, все время поглядывавший в окно, честно признался, что он слушал соловья, учитель предложил всему классу выйти в сад и последовать примеру мальчика, очарованного голосами весны. Учитель шел впереди класса, стараясь не шуметь…
В СЕМЬЕ
Итак, с января 1889 года нет более старого холостяка. Перед нами молодой семьянин, влюбленный в свою жену. В двух мирах живет Караджале после своей женитьбы — в пестром, шумном, ветреном, болтливом, тщеславном, вечно переменчивом мире редакций, театров, литературных обществ и в тихом, пристойном, самом нежном и самом любимом мире недавно созданной семьи. Людям, встречавшим Караджале в редакциях и кафе, все еще кажется, что вся его жизнь проходит именно там. Вымышленный образ, который своим поведением рисовал на людях сам Караджале, маска комедианта, которую он а себя напялил, ввели в заблуждение очень многих. Этот вымышленныи образ передался потомству через многочисленные воспоминания. Он нашел свое отражение во всех биографиях писателя. Даже те, кто рисовал его судьбу в темных тонах, не избежали этой традиции — действие драмы Караджале разворачивается главным образом в пивных, обволакиваемое табачным дымом и ароматным чадом популярного в Румынии гратара — жаровни, на которой жарились любимые сорта мяса.
Между тем частная жизнь Караджале после женитьбы уже не имела ничего общего с жизнью богемы. Более важными, чем все его шутки, розыгрыши и шумные споры в редакциях, была жизнь в семье. Кроме увлечения своими произведениями, Караджале знал только одну подлинную привязанность — к своей семье и детям.
«Ион Лука Караджале был хорошим сыном, хорошим мужем и хорошим отцом…» — писал в своих воспоминаниях Ион Славич. И посчитал нужным добавить, что все эти качества Караджале проявлялись «…не вследствие слабости, а из чувства долга, как у настоящего человека, который недоволен собой, пока не сделает того, что, по его собственному мнению, должно быть сделано».
Александрита Бурелли, на которой Караджале женился в 1889 году, принадлежала к семье, имевшей претензии участвовать в жизни светского общества столицы. Семья Караджале не пошла по этому пути —
В другом письме к тому же адресату Дуилиу Замфиреску как-то писал, что единственное постоянство Караджале состоит в его непостоянстве. К семейной жизни писателя это, во всяком случае, не относится.
Караджале, конечно, не был похож на отца семейства, не знающего иной жизни и забот, кроме своего дома. Слишком неустойчивой материально и слишком страстной по своему идейному накалу была жизнь писателя, чтобы он мог превратиться в спокойного буржуа и запереться в стенах собственного дома. Но Караджале любил свой дом. Когда у него водились деньги, он никогда но тратил их вне дома и ни в чем не отказывал домашним. Веселые поминки в честь Момулои всегда устраивались в семье — Караджале любил приглашать гостей и быть широким, гостеприимным хозяином. Если к этому добавить его страстную любовь к музыке, особенно к серьезной музыке, и частое посещение концертов, образ «богемного» существования тускнеет и растворяется.
После Схмерти двух первых дочерей у Караджале родился сын, потом дочь, которых он назвать в память о своих родителях Лукой и Екатериной. Нам еще придется встретиться и с ними и с первым сыном Матеем на страницах этой книги. В своих воспитательных правилах Караджале придерживался самых строгих принципов. Но любовь к детям и врожденная веселость всегда побеждали принципиальную отцовскую суровость. Дома ничто не тревожило Караджале, кроме как постоянная нехватка денег и мучительные раздумья о том, как их достать. Квартиру его часто посещали не только друзья, но и сборщики налогов и судебные исполнители, угрожающие увезти мебель. В середине жизни материальная независимость была столь же далека, как и в те годы, когда юный начинающий литератор был корректором в двух редакциях, суфлером в театре и давал частные уроки.
Нужно отметить еще одно обстоятельство, характерное для жизни женатого Караджале: круг его друзей очень узок. Этот краснобай, который знал всех и общался с огромным количеством самых разнообразных людей, в сущности, был близок лишь с немногими. Их можно перечислить по пальцам. Часто это люди совершенно неприметные, учителя — коллеги по гимназии, отнюдь не именитые личности, но среди них есть и несколько литераторов — И. Сукяну, Петре Миссир, Александру Влахуца, Барбу Делавранча. Последние два останутся его ближайшими друзьями на всю жизнь, хотя и по характеру и направлению творчества оба сильно отличаются от автора «Потерянного письма». Влахуца был скорее журналистом и версификатором, слепым подражателем Эминеску, чем самостоятельным художником. Он был человеком скромным, но довольно непоследовательным с своих общественных и литературных симпатиях. Делавранча другой: блестящий адвокат, великолепный оратор, Удачливый политик, человек одаренный во всех отношениях, неплохой рисовальщик, автор интересных рассказов и пьес, вошедших в историю румынской литературы.
Караджале старше обоих на шесть лет. Его темперамент, его экстравагантность, его капризы подавляют и Влахуца и Делавранча. К тому же он никого не щадит, когда речь идет о литературе. После того, как Влахуца напечатал свой роман «Дан», имевший огромный успех у читателей, именно Караджале не постеснялся сказать, что «…Дан— самая идиотская книга, опубликованная когда-либо на румынском языке». По своему жанру книга Влахуца — сентиментальный роман, то есть именно то, чего Караджале не терпел. Он даже опубликовал небольшую пародию на язык, которым изъясняются герой Влахуца. И он же высмеял публично роман Делавранча «Смарандица».