Карамель
Шрифт:
— Она новенькая. — Кидается следом мой друг.
— Бестолковый, — шикает на него мужчина, — а ты думаешь, я не вижу? Сам погляди, какую принцессу привел.
Еще одно обращение — похлеще «ты» незнакомке. Проклинаю платье на себе, сбитые волосы и, небось, грязное лицо. Серафим посмеивается, хотя его только что прилюдно оскорбили, отчего я пребываю в недоумении: разве это не обидно?
— Все, кто к нам приходит, трогает землю. — Мужчина широко улыбается мне, как бы объясняя. — Живущим у нас такая традиция неведома, а вот только прибывшие
— А много кто приходит? — интересуюсь я.
— В последнее время — нет. — Его улыбка скисает. — Тебе еще не рассказали? — Глаза его переплывают на Серафима — тот, переборов секундное недовольство, кивает и пытается выдавить улыбку, однако я вижу, с каким трудом она дается. — Тогда, думаю, недавняя случившаяся история в исполнении твоего друга еще впереди. Да?
Юноша томно выдает согласие, и рука его оказывается на моей талии, он отводит меня и роняет глухое:
— Еще зайдем.
Серафим отмахивается мычанием в ответ от мужчины и уводит меня за собой. Не знаю, можно ли с добром принимать произошедшее: мне показалось, или я увидела скрытую насмешку?
— Не обращай внимания, старик любит запугивать и новеньких и старожилов, — поясняет мне юноша, но я уже думаю об ним — здесь общедоступно то самое молоко, которое, по сути, могут позволить себе только богачи и элитные управляющие Северного района.
— Нас бы могли уже давно отлучить от Нового Мира и истребить, — говорит Серафим, когда я вновь любуюсь солнцем. — Но людям с поверхности нужны кое-какие предметы из Острога.
— Продукты? — уточняю я.
— В основном, да. Иногда растения. Все лекарства делаются на основе трав, которые собирают у нас. Деревья для декора тоже поставляем мы. Вроде как изгои, но в нас нуждаются. Новый Мир не существовал бы без Острога. Так же как лидер не существует без изгоя.
— Инь и Янь, — добавляю я.
— Именно, — посмеивается Серафим. — Но я до сих пор не могу понять, кто из нас темная сторона, а кто светлая… — он задумывается. — А где мой подарок?
— Остался дома, — признаюсь я и тут же исправляюсь, — остался в Северном районе по улице Голдман.
Мы обмениваемся смешками, однако Серафим все равно говорит, чтобы я не стеснялась своего былого дома и смело называла его таковым в разговорах с другими. Я спрашиваю, что означает буква «К» на подаренном кинжале. Ответ более, чем ожидаемый «От имени Карамель» — опять шепотом ветра роняет юноша и ведет меня по тропинке мимо домов. Я хочу возразить ему, хочу опять задаться вопросом о том, зачем дарить нечто дорогое тому, кого ты даже не знаешь, но Серафим опережает меня.
— Я сам делал его. Не пугайся. — Улыбка тянется по всему лицу. — Признаюсь, я занимаюсь изготовлением оружия, тем и зарабатываю на жизнь. Иногда катаюсь на поверхности, а иногда…
— Занимаешься похищением дочерей управляющих, — подчеркиваю я. — Ну да, у всех свои хобби. Так про что говорил тот мужчина? Что за случай?
Серафим
— Еще несколько месяцев назад сюда имел доступ любой человек с поверхности, — начинает он. — В основном, соглашались на путешествия в Острог подростки, которые не принимали определенные лекарства для своего возраста и которых распирало от интереса повидать мир «низших людей». Случился инцидент: один мальчик так грезил поездкой к нам, но его родители узнали об этом. Он из Северного района, что еще удивительнее. Обычно сюда спускаются из Южного района — все-таки ближе по духу люди. Нас чуть не отсекли от Нового Мира из-за этого.
— Что спасло положение? — спрашиваю я.
— За нас замолвил слово один из старожилов Нового Мира, — хитро улыбается юноша, а затем быстро меняет тему: — А почему тебя назвали Карамелью, Карамель?
— Да потому, что все гадкое поначалу сладко, — усмехаюсь я.
Мы сворачиваем на бетонную дорожку и поднимаемся на холм — там стоит большое, изогнутое в полукруг здание.
— Что это? — спрашиваю я.
— Резиденция. Здесь живут все с поверхности. Здесь живу я.
— Ты так и не рассказал, как попал в Острог.
Мы пересекаем калитку и идем по каменной дорожке, в правой внутренней части двора искусственный пруд, в левой части стоят пустые шезлонги.
— Родился, — сухо отвечает Серафим. — Мой отец — один из старожилов. Подружка, которая от него забеременела, была несовершеннолетней, и он отправил ее сюда.
— И где они сейчас?
— Мать умерла, а отец все еще в управлении. Конечно, бывает у нас… у меня. Но редко. Старается незатейливо переводить людей в Острог. Это он помог угомонить недовольных управляющих.
Киваю, и мы заходим в резиденцию. Освещенный коридор раздваивается как язык у змеи, хрупко-зеленый цвет плывет по простым обоям, желтые вкрапление под потолком добавляют окраса: мы внутри твари.
— Почему ты пошла со мной? — остановившись, вдруг задается вопросом юноша. — Почему поверила?
— Богатые, по сути, не живут, а бедные просто не выживают. Мне надоело это, понимаешь? — Мой ответ сполна устраивает его и, мягко пожав плечами, он выражает полное согласие. — Поверхность постепенно топит, медленно погружает обратно в воду и так до того момента, пока пятами не коснешься дна — воздух пережимают и позволяют захлебнуться. Я не хочу жить в таком мире.
Мы идем по правому коридору, выбираем правый острый наконечник языка змеи.
— Все мы спасаем сначала себя, — без утайки выдаю я. — Вот и я хотела спастись, но дорога эта заставила обдумать множество вещей.
Лицо Серафима ничего не выражает, и этого я боюсь больше всего — отголоски былого Нового Мира и фарфоровых кукол, что небрежно отталкивают тебя своим ропотом. Я решаю не продолжать мысль: хороню ее где-то на уровне сердца, чуть выше — к горлу, чтобы, в случае чего, можно было откопать ящик с размышлениями и поперхнуться песком.