Карамело
Шрифт:
Сеньора Регина дарила Соледад одежду и вещи, которые ей больше не были нужны, и та мучилась от необходимость принимать и носить их. «Нет нужды благодарить меня, Соледад. Не твоя вина, что тебе приходилось подтирать задницу кукурузной кожурой и бегать босиком. Такие девочки, как ты, не приучены к другой жизни. И какой же счастливой ты должна чувствовать себя сейчас, ведь живешь у нас как королева».
Конечно же, печаль усиливается с наступлением темноты. Помогают ли слезы справиться с горем? Если только немного. Да и то не всегда. Прекратив плакать, Соледад опять видела перед собой комнату с изуродованной дверью с двумя недостающими стеклами, с трещиной на одном из оставшихся,
*Поскольку в этой жизни есть великое множество всяческих историй и ни одна из них не может полностью разъяснить, кто есть кто, приглядимся здесь к тем сложным зигзагам судьбы, что позволили Регине стать сеньорой Рейес.
Регина любила думать, что ее брак с Элеутерио Рейесом очистил кровь ее семьи и она стала вроде как испанкой. Но, честно говоря, все ее родственники были темными, словно cajeta [213] , и ничем не примечательными, словно tortilla из кукурузной муки. Ее отец был mecapalero [214] , своего рода вьючным животным, он таскал на своей спине вещи, вес которых в десять раз превышал его собственный, – комбинированные шкафы, бочки и всякое такое. В наши дни этим занимаются велосипедные рикши с площади Сокало, потерявшие человеческий облик и деградировавшие, но, по крайней мере, занимающиеся честным и нужным трудом в наш испорченный и перенаселенный век. Во времена же сеньоры Регины иногда в сезон дождей было необходимо нанять кого-то вроде ее отца, кто, привязав себе на спину стул, за небольшую плату перенес бы тебя через затопленные улицы столицы так же бережно, как некогда святой Христофор перенес младенца через бурлящую реку. И Регине не следовало смотреть слишком уж свысока на своих соседей, поскольку она вознеслась вверх по социальной лестнице, восседая на спине своего мужа-испанца, во многом подобно тому, как клиенты ее отца перебирались на безопасные места, сидя на его спине.
213
Кахета, мексиканский карамельный соус
214
Носильщик
Pobrecita сеньора Регина. Она вышла замуж не по любви. Когда-то, очень давно, жил на свете некий Сантос Пьедрасанта, покончивший с жизнью из-за любви к ней. Он делал из папье-маше фигурки Иуды, что сжигали перед самой Пасхой в Великую субботу. Их вешали во дворах, а потом с помощью петард превращали в облако клочков газетной бумаги. В остальное время года он делал pi~natas – быков, клоунов, ковбоев, редиски, розы, артишоки, куски арбуза, лиры – все что пожелаешь. У Сантоса Пьедрасанты это хорошо получалось. Он был, как говорила сеньора Регина, «…muy atractivo, muy, muy, muy atractivo, pero mucho, ay, no sabes cu'anto [215] …»†
215
Очень привлекательный. Очень, очень, очень привлекательный. Чрезвычайно. Ах, ты не знаешь насколько
По правде говоря, она любила и продолжала любить этого самого Сантоса Пьедрасанту.
О том, как Регина разбила сердце творца Иуд, сбежав из дома и выйдя замуж за испанца. О том, как из-за любви к ней Сантос приставил к голове пистолет, о том, как на глазах Регины он разрушил свою незабываемую красоту. А потом она отперла свой ореховый шкаф, и там, в ящике, в лакированном ларце olinal'a [216] , на крышке которого были изображены два голубка и сердце в терновом венце, завернутая в хлопковую ткань и в кусок бутылочного цвета бархата, лежала простая черная пиджачная пуговица, памятный сувенир от Сантоса Пьедрасанты. И, слушая, как его мать с большим воодушевлением, так глупо, так по-детски излагает историю призрака, некогда, давным-давно, выбившего ей зуб, Нарсисо начинал понимать, что любовь превращает всех нас в обезьян, и ему становилось жалко эту женщину, его мать, слишком молодую, чтобы быть старухой, привязанную к своим воспоминаниям и к стареющему мужу, похожему на щеточку для чистки кастрюль.
216
Лаковая шкатулка, народный промысел города Олинала
Когда Регина познакомилась со своим будущим мужем, он был уже достаточно старым. Она торговала фруктами на рынке Сан-Хуан и высасывала сладкий сок из стебля сахарного тростника, когда он положил на нее глаз. «?Que va llevar, se~nor? Что будете брать?» – спросила она, не подозревая, что он возьмет ее. Кто знает, что она чувствовала, поддаваясь волшебству играемых пианистом вальсов? Не могу говорить о том, чего не знаю, но достаточно сказать, что она вышла замуж за Элеутерио, не испытывая к нему особой любви. Он был подобен седому грифу, но очень бледным и кареглазым, у мексиканцев он считался красивым благодаря его испанской крови. Она, в свою очередь, ощущала себя дурнушкой, поскольку у нее были индейские черты лица, но в действительности была похожа на Индию Бониту, индейскую девушку, жену садовника, чья красота сразила наповал Максимилиана, словно он был не мексиканским императором, а тоже садовником. Другими словами, Регина походила на дольки папайи, что она продавала с лимоном и чуточкой chile; невозможно удержаться от того, чтобы попробовать, каковы они на вкус.
† Эти слова принадлежат Лоле Альварес Браво, великому мексиканскому фотографу, но я так полюбила их, что мне пришлось «позаимствовать» их у нее.
25
Бог стискивает шею
Итак, я была сиротой, или, по крайней мере, наполовину сиротой, поскольку потеряла мать, что, как все знают, равнозначно потере обоих родителей – ведь некому дать тебе добрый совет, особенно в случае повторной женитьбы отца. И вот она я, хорошая девочка из хорошей семьи, оставшаяся, согласно поговорке – sin madre, sin padre, sin perro que me ladre, – после эпидемии тифа, прокатившейся по городу и лишившей меня матери в том возрасте, когда я еще не могла толком причесаться и потому ходила despeinada
Конец ознакомительного фрагмента.