Карандаш надежды. Невыдуманная история о том, как простой человек может изменить мир
Шрифт:
– Выходи.
Не успел я возразить, как он повторил:
– Выходи сейчас же.
Когда я ступил на землю, меня со всех сторон окружили разъяренные люди. И я сделал единственное, что смог придумать: сложил руки и начал повторять фразу уважения в Непале и Индии: «Намасте» (это значит: «Кланяюсь вам» или «Свет во мне приветствует свет в тебе»). Я пытался объяснить всем, кто слушал, что я всего лишь хочу попасть в аэропорт.
Бушующая толпа текла вокруг нас, и рикша начал разговаривать с главарем. Когда они закончили, рикша обернулся и сказал:
– Дальше ты пойдешь пешком. Возьми сумку и быстро уходи, они
Я без колебаний забросил рюкзак на плечо и пошел через толпу. «Иди с целью», – повторял я про себя. Притворяясь уверенным, я смотрел прямо вперед, как будто знал, куда иду, а на самом деле шел куда глаза глядят. Наконец я невредимым преодолел кишащий людьми перекресток, с облегчением вздохнул и спросил дорогу у одной доброй женщины, а потом прошел несколько километров пешком до укрепленного въезда в аэропорт.
Сердце все еще билось, но мне было очень неудобно, что я не поблагодарил рикшу. Если бы не его готовность вступиться за незнакомца, скорее всего, меня избили бы насмерть. Он рисковал собственной безопасностью не для награды, а потому, что считал это правильным.
В любом конфликте большинство из нас видят прежде всего атакующего и жертву. В нас живет уверенность, что, если кто-то из них поведет себя по-другому, последствий можно избежать. В действительности самые большие возможности – у свидетеля, человека, который от события не получает никакой выгоды. Если посторонний вступается за потенциальную жертву, как этот рикша, защитивший меня в тот день на улицах Катманду, он настоящий герой. Мы намного чаще становимся свидетелями конфликта, а не жертвами или нападающими, и из этого следует моральная обязанность заступаться за других, даже когда прицел несправедливости не направлен лично на тебя.
Вернувшись в Луангпхабанг, я, как обычно, направился в Rattana Guesthouse, но на этот раз попросил встретиться с Ланой, которая меняла простыни и приветствовала постояльцев. С момента знакомства с Дэвидом Бутом на Бали я думал о том, что надо найти местного лаосца, который будет координировать строительные работы на местах. И тут я подумал о Ланой: у нее были великолепные деловые качества, и она, как мне казалось, охотно возьмет на себя более ответственные задачи, чем от нее требует работа в гостинице.
Когда у меня появилась возможность с ней побеседовать, она рассказала, что по выходным добровольно носит еду семьям в деревню и мечтает когда-нибудь начать помогать детям своей страны. Я поделился своим видением «Карандашей надежды» и сказал, что все местные операции, на мой взгляд, должны вести доверенные лица из местного населения. Потом я пригласил ее стать нашим первым координатором, уточнив, что на начальной стадии у нас нет денег на зарплаты, но я могу инвестировать в ее обучение.
Я пообещал обучить ее выступать перед аудиторией, пользоваться электронной почтой, управлять коллективом и, что самое важное, завоевывать уважение людей в любом помещении, куда она войдет.
– Мне это по душе, – ответила она, – но сначала вам надо спросить разрешения у моей мамы.
Вечером я надел рубашку с пуговицами, заправил ее в джинсы и спросил разрешения у названой матери Ланой (хозяйки гостиницы, принявшей ее много лет назад) сделать ее нашим добровольным координатором. Она согласилась попробовать при условии, что Ланой будет
Через три дня я пригласил Ланой отправиться со мной в поездку по возможным местам будущих школ и посмотреть одну почти законченную в Пхатхенге. Я попросил ее захватить блокнот и ручку, чтобы она могла по ходу разговора с жителями отмечать данные о каждой перспективной общине. Она торжественно кивнула и с энтузиазмом встретилась со мной на следующее утро в Joma Bakery Caf'e.
Когда мы сели поговорить со старостой Кокниу, первой деревни, которую посетили в тот день, Ланой с гордостью достала свою новую записную книжку. Внутри была аккуратно разлинованная бумага, но, увидев обложку, я открыл рот от изумления: на ней была изображена ухмыляющаяся акула из мультфильма «В поисках Немо». В Bain этого никогда бы не позволили, но я ведь был не Bain. Я был в горах Лаоса, и информация в «акульем блокноте» Ланой когда-нибудь позволит учить тысячи детей.
В конце долгого дня мы заехали в Пхатхенг. Строительство школы вошло в завершающую стадию, и энергетику, царившую в школьном дворе, можно было буквально пощупать. На следующей неделе я еще несколько раз туда съездил, каждый день фотографируя продвижение работ, чтобы поделиться впечатлениями с нашими сторонниками в Америке.
В последний вечер я вернулся к истокам и раздал детям карандаши и ручки. Нит, Нут и Тамун с радостью их приняли, а из группки друзей вынырнула Кантонг, чтобы взять свой. Сначала она была очень робкой, но получив в руки карандаш, просто преобразилась. Когда я уезжал в город и шел по дороге к мотоциклу, последнее, что я видел, – громко распевающую Кантонг. Она быстро куда-то бежала, и бежала с целью.
Мантра 13
Счастье – в превозношении других
Четыре месяца в Юго-Восточной Азии подходили к концу, но следующий этап путешествия ждал меня дома. Восьмидесятый день рождения Ба мы планировали отпраздновать большим обедом в Нью-Йорке, а вечером перед этим событием я спросил ее, можем ли мы немного побыть наедине.
– Я хочу кое-чем с тобой поделиться, – сказал я.
Ей стало любопытно. Хотя мы были очень близки, я редко просил разрешения побеседовать наедине. Ба знала, что я основал «Карандаши надежды» и несколько раз был в Лаосе. Ей было известно и то, что я взял длительный отпуск в Bain, но она решила, что мне в мои двадцать с небольшим просто хочется поездить по миру. Как все еврейские бабушки, она легко начинала беспокоиться и была категорически против, чтобы я далеко от нее уезжал.
– Зачем тебе ехать туда, где у людей ничего нет, если здесь у тебя столько всего хорошего? Уж поверь мне, я сама так жила! Лучше будь поближе к семье и наслаждайся приятной жизнью.
Я, конечно, понимал, откуда она приехала, но она не знала, что именно меня мотивировало. Этим вечером я собирался все прояснить.
– Так чем ты хочешь со мной поделиться? – спросила Ба с нетерпением.
Я усадил ее. Она была маленькой, метр шестьдесят, и одетой в бежевое. Ба всегда носила цвета, которые ей шли: все фиолетовое, все бежевое – такая однотонная униформа, – и при этом твердила, что плохо выглядит, хотя это было вовсе не так. Она взяла меня двумя руками за руку и начала меня гладить.