Карантин
Шрифт:
Отчаяние в те годы перевешивало доводы рассудка, но сложность тогдашнего положения не давала шанса добыть более благоприятные условия для изменённых. Знай люди, сколь мало нас в целом, и как мы ещё слабы и не уверены в себя, могли подмять или уничтожить полностью, так что я не осуждал совет тринадцати. Они сделали всё, что могли и даже больше. Признаться, меня и теперь сложившееся положение вещей устраивало, так как я мало стремился к путешествиям, но люди как им свойственно, старели и умирали, а поколения пришедшие на смену отжившим своё, плохо помнили, какой жестокой была война.
Время от времени люди предпринимали
Мы даже шпионов не убивали, засылаемых с непохвальным постоянством, выкидывали только пинками в верхний город, обескровленных и иногда довольно существенно, но те ведь знали на что шли.
Я отставил стакан и быстро выбил на панели вопрос:
«Девушка в баре тоже агент?»
Верне энергично закивал:
«Она главная. Хотела залезть к тебе в постель. Тот парень должен был прикрыть, ну чтобы она выглядела бедной несчастной туристочкой, которой требуется покровительство мужчины».
Меня удивила откровенная дешевизна человеческих маневров. Попасть в постель вампира несложно, вот остаться там дольше одной ночи — та ещё задача. Не знаю, как развлекались другие изменённые, но я никогда не привязывался к партнёршам. Женщины давали мне физиологическую разрядку и не более того. Холодное сердце не жаждало любви, определённо питая отвращение к самой идее.
А я ещё не сказал? Давно следовало. Вампиров-женщин не существовало в природе. По неясному капризу судьбы, изменениям подвергались только мужчины. Равной подруги у меня быть не могло, значит, я решил, не заведу никакой. Со временем одиночество стало привычным.
Потому и шпионов к нам засылали почти исключительно женского пола — ведь они не рисковали подцепить инфекцию. Вот мне и показалось странным появление здесь этого паренька. Как же так оплошали поднаторевшие в изгаживании нашей жизни человеческие специальные службы? Я спросил.
Беседа шла урывками, потому что приходилось старательно делать вид, что я просто поучаю неофита, знакомлю его с нашими правилами. Позднее, можно будет создать впечатление, что мы легли спать и побеседовать подробнее, но некоторые вещи я хотел выяснить заранее.
Юноша опустил голову, словно собирался с силами для лжи или напротив готовил свою душе к неутешительной правде, а потом посмотрел мне в глаза и дрожащими пальцами напечатал такое, что я при всей моей выдержке едва удержался от злобного рычания. Поселившийся в душе зверь разом выпустил и клыки, и когти в предчувствии настоящей поживы.
Глава 3
И снова я шагал по нашим аккуратным улицам. Судя по тому, что туристов попадалось немного, наверху утвердилась ночь. Не то, чтобы я без подсказки не чувствовал время суток, но не думал сейчас об этом. Признаться, свалившиеся на меня события выбили из колеи, хотя я и полагал до сего часа, что это уже неосуществимо.
Так у меня и убежищ скоро не останется, если в каждом из них будет сидеть по юноше, попавшем в беду. Вот навязались на мою голову! И на текущий счёт, кстати, что тоже не радует.
Впрочем,
Предложив подопечному лечь и отдохнуть, (ну это для тех, кто слушал с орбиты, а он ведь представился агентом именно оттуда) я сел рядом и принялся выцеживать информацию, хорошо зная, что период первичной потерянности довольно быстро сменится осторожной подозрительностью. Парень и не пытался запираться. Он откровенно заявил, стуча от спешки не по тем клавишам, что «свои» его теперь непременно «ликвидируют» и выбора нет, кроме как искать защиты у вампиров, одним из которых ему не повезло стать.
«А откуда они узнали, что ты вампир?» — задал я резонный вопрос.
«Они, наверное, ещё и не знают, но когда проведают, мне не жить».
Верне пребывал в полной уверенности, что в нём, помимо передатчика, заключена и капсула с ядом, и активировать её не составит труда его кураторам и на расстоянии. Я бы на его месте больше опасался открытого нападения, но спорить не стал. Бояться иногда полезно. Я ведь именно этим способом выжил и с тех пор не жаловался.
К сожалению, существенных сведений добыть удалось немного. Юноша даже задания своего не ведал. Велели ему немного: прикрывать дамочку и, если получится, сблизиться с кем-то из монстров. Явно он для организации служил более расходным материалом, чем настоящим шпионом, но я полагал, что сумею извлечь пользу и из того, что есть.
О жизни во внешних мирах рассказывал он мало и неохотно, да я и слова не все понимал, относя эту странность за счёт давней разобщённости двух миров. Проблемы обитателей прочей вселенной из нашего захолустья казались уже неясными. Впрочем, узнанное я запомнил, надеясь разжиться впоследствии развёрнутой информацией. Раз заорбитное человечество, века назад добродетельно загнавшее нас в карантин, решило сунуть на планету любопытный нос, значит имело на то резон. Задачей своей и других старших я видел теперь извлечение из происходящего пользы для собственного народа. Конечно же, я говорю обо всём населении планеты, а не только изменённых. Да, мы воевали друг с другом, но ведь научились потом сосуществовать, а Земля бросила колонию насовсем. Смотрели на нас с орбиты глаза и пушки, не давая толком развиваться и глубоко дышать. Любви к прародине и её обитателям такое положение вещей не добавляло.
Я постарался отвлечься от мрачных дум, чтобы не разбудить в себе лишний гнев. Слишком многое выглядело странным, чтобы стоило хоть чему-то доверять. Я так и делал.
Велев этому подопечному тихо сидеть в норе, я отправился к другому. Разговор двух незнакомцев в кафе долетал до меня фрагментами, но сложенная из них мозаика настораживала, потому я решил вплотную заняться человеческими играми. Верне всё равно предстояло вскоре свалиться от быстрого изнеможения, так что дальнейшие расспросы следовало отложить. Молодые изменённые спали часто, помногу и временами погружались в сон непредсказуемо. Вот я и дал парню возможность отдохнуть. Выживет он или погибнет в ближайшие дни я предсказывать не пытался. Меня устраивали оба варианта, а раз свои не спрашивали, что он предпочитает на выбор, так и мне не стоило проявлять неоправданный гуманизм.