Карат. Чёрное сердце
Шрифт:
Но этого было мало!
— И это тебя называют отчаянным и смелым?! — Я залепила ему еще одну пощечину, понимая, что Карат не пытается сопротивляться или тем более отбиваться, как тогда с отцом. Но в этот момент я понимала папу как никогда раньше в его стремлении порвать этого чертова психопата, даже если затем умру сама от тоски и горя. — Это ты наш серый кардинал и темный герой?! Слабак, который прячется под женскими юбками в то время, когда вся семья борется с врагом и волнуется за тебя, будь ты проклят!
Должно
Яд этой черной любви сжигал мою душу дотла.
Горела я и сжигала его вслед за собой.
— В этом заключается твоя хваленая хитрость и мудрость?! Трахаться со всеми подряд, чтобы только твоя чертова кровь не кипела?! Так пойди в леса! Найди этих проклятых лабораторных крыс и убей каждого! Всех до единого!
Карат только откинулся назад, когда я в буквальном смысле запрыгнула на него, начав теперь бить кулаками по торсу, который был обнажен.
— Убивай! Кроши! Выворачивай заживо всех тех, кто посмел причинить вред твоей семьей, но не разводи эту гребаную философию о том, что такие, как мы, подохнут без жестокого секса!
Я раздирала ногтями его кожу, оставляя уродливые кровавые отметины, и понимала, что закипаю от этого лишь еще сильнее!
От аромата его крови голова начинала кружиться и становилось тяжело дышать.
— Ты ничего не знаешь о любви! Всё, что ты умеешь, — познавать тело, но не душу! Иначе ты бы понял… ты бы всё знал…
Дыхание срывалось и хрипело в груди рыданиями, которые я никогда бы не выпустила из себя, слыша, как Карат вдруг застонал так, словно ему было больно, хрипло выдохнув:
— Молчи, девочка. Не смей говорить это, глупышка.
Я ущипнула себя так, что проткнула ногтями кожу, но и это не помогло.
Словно рассудок покинул меня, оставив наедине с эмоциями, настолько сильными и болезненными, что хотелось кричать во всю глотку.
Как кричат звери.
Кричат, потому что не умеют плакать.
— Тебе нужны они, да? — я кивнула в сторону коридора, где уже было пусто и на удивление тихо. Вернее, не было ожидаемой мной охраны или хотя бы кого-нибудь, кто бы вышел, услышав шум и визг девушек. Кажется, в этом месте привыкли ко всему и теперь совершенно не обращали внимания, а вернее, каждый был занят тем, ради чего сюда пришел. — Их грязь и слепое обожание? Для этого ты целенаправленно соблазнял меня всё это время, чтобы теперь я молчала?!
Ярость снова всколыхнулась во мне удушливой волной, как только в голове появились образы того, КАК они могли касаться его за все те дни, что, очевидно, Карат провел здесь.
Она
Боги! Если бы только у меня хватило сил, я бы придушила его за эту проклятую красоту, за эти блядские и сейчас такие грустные глаза, словно я убивала его внутри и в то же время была единственным смыслом для жизни, от которого он так отчаянно бежал.
— Где они касались тебя?! — закричала я, снова ударив по окровавленной груди и потянувшись вперед, чтобы вцепиться в щетинистые скулы, дергая на себя и припадая носом к коже, аромат которой сводил с ума и заставлял забывать о реальности. — Здесь?!
Я вдыхала его в себя жадно и болезненно, боясь уловить на этой коже хотя бы один незнакомый аромат, хотя бы один вкус, который отличался от того, что я знала и обожала.
— Здесь?!
Я кусала его, целовала, слизывала кровь с горячего торса, ощущая, как Карат стонет и дрожит.
Как каждая тугая мышца напрягается под моими губами, меняя его дыхание и делая глаза почти черными.
— Полегче, детка. В моей крови слишком много яда даже для тебя, — шумно выдохнул он.
А я понимала, что не смогу без него.
Не смогу думать каждый раз, когда он будет пропадать, не пришел ли он снова в это место.
— Ты или мой, или гори в аду! — прорычала я в его приоткрытые губы, кусая за нижнюю так, что кровь тут же брызнула на мой язык, а я увидела то, о чем бы никогда не подумала.
До сегодняшнего дня. До этого момента.
Наручники.
Он больше не сможет убегать от меня и останавливать каждый раз, когда я только захочу сказать, что выбираю его.
Я УЖЕ выбрала его, и пути назад не было!
Не было никаких сомнений и стыда, когда я схватила эту незамысловатую игрушку, которая, однако, была самой настоящей — из стали и с отверстием для ключей, — слишком ловко для той, кто делал это впервые в жизни, нацепив оба браслета на запястья слегка ошалевшего Карата и толкая его назад, чтобы перекинуть прочную цепочку, соединяющую две части, через какую-то трубу, подобную той, к которой была пристегнута одна из девушек.
Щелчок на запястьях Карата был жирной точкой в том, что нас отделяло от отношений.
Больше я не позволю сомневаться ни себе, ни ему.
— Детка? — хрипло выдохнул он, до конца еще, кажется, не понимая, насколько он влип сейчас и как я была уверена в том, что делаю.
Его глаза постепенно распахивались, когда я вероломно съехала на его ноги, но только для того, чтобы освободить бедра, дернув за ремень так, что, кажется, оставила след на его коже, а затем рывком дергая за ширинку, отчего бедная пуговица отлетела, а Карат дернулся всем телом, теперь, очевидно, поняв, что я собиралась сделать. Сама!