Каратель
Шрифт:
Секунды текли, но ничего не происходило. Я открыл глаза.
Она задумчиво смотрела на меня.
– Диана…
Я опять коснулся пальцем виска.
Но ветерка не было. Она только прищурилась.
– Зачем вам это?
Та-а-ак… Как с горочки скатиться, так за милую душу, а как саночки тащить, так опять фокусы начались?
– Диана…
– Зачем. Вам. Это?
Ты же знаешь, сука.
– Я пойду к ней еще раз.
– Зачем? Вам ее не одолеть.
– Посмотрим.
Я закрыл глаза, снова собрался, но вместо касания Диана опять
– Вы не понимаете, Влад… Дело не в хитростях ее атаки. В этом вы, может быть, через пару месяцев научитесь разбираться, научитесь и сопротивляться…
– Через пару дней, – поправил я.
Диана отмахнулась от моих слов как от назойливой, глупой мошки.
– Вы можете научиться сопротивляться ей… но вам ее не убить.
– Да ну?
– Вы не понимаете, Влад… Вам ее не убить. Как и не перевернуть мир. И я снова спрашиваю вас: зачем вам это? Все это?
Я поморщился.
Второе дыхание оставляло меня, наваливалась усталость, и следить за плутовским ходом ее мысли не получалось. Я потер слипавшиеся глаза.
– Хватит, Диана… Давайте тренироваться.
– На сегодня хватит.
– Диана!
– Я повторяю, на сегодня вам хватит. Никакой пользы не будет.
– Диана, если вы опять…
Она расхохоталась, не дала мне договорить.
– Что же я, «опять»? – воскликнула она. – Вы думаете, я хочу спасти ее от вас? – Диана всплеснула руками и опять расхохоталась, еще злее. – Вы щенок, Крамер! Щенок, который возомнил, что загрызет старого крокодила! Один раз вам повезло, повезло потому, что я дала вам спасительную соломинку. Но, увы, вторую такую соломинку я вам дать не смогу, даже если бы хотела. Ее просто нет, второй такой соломинка… Ника вас раздавит. Раздавит, а потом приручит.
Я потер лицо, пытаясь сосредоточиться.
– Не знаю, Диана, может быть, вы опять… еще что-то затеваете… Не знаю… Не знаю и не хочу разбираться – сейчас. Я так устал, что мало что соображаю… Потом. А сейчас давайте тренироваться. Вы поняли ее финты?
– Вот именно, – холодно сказала Диана. – Вы ни черта сейчас не соображаете. Я могу вас раздавить хоть ее способом атаковать, хоть моим собственным, к которому вы, как думаете, привыкли. Могу раздавить хоть там, где вы сидите, хоть в спальне… если у вас хватит сил добраться до кровати. Идите спать, Влад.
– Но…
– Идите! Сейчас от тренировки пользы не будет. Все что смогли вы вспомнили, и это главное. Я запомнила. До завтрашнего утра ничего не изменится. Идите спать…
Я не помню, как добрел до спальни, как заснул, – это все тонуло в темноте.
Снов тоже не было. Ничего не помню.
Помню только, как просыпался, – словно теплые волны подхватывали мое тело, расслабленное до призрачности, и толчками тащили из сладкой пустоты в реальность, сгущая тело, пока не оказалось, что я лежу в кровати, вытянувшись на спине, раскинув руки.
В голове было удивительно свежо.
А тело расслабленное, двигаться не хотелось, и казалось, что и не получится, настолько
Не просто вытягиваешься, а прогуливаешься по нему, сосредоточиваясь только на том, чтобы ощущать какую-то маленькую его частичку, до тех пор пока не покажется, что только она и существует, что только ее чувствуешь ярко, а все остальное тело – расплывчатое облако вокруг.
Почувствовать касание простыни к коже, почувствовать мышцы, как они напряжены, даже неподвижные, и заставить их расслабиться. Пройтись так по всему телу. По каждому пальцу на ногах, подняться по щиколотке, через колено к бедру, а потом так же по второй ноге, от самых кончиков пальцев… до кончиков пальцев на руках, до скальпа на маковке – и расслабить все мышцы, превратив тело в огромный корабль, в котором замерли все механизмы, все голоса, все шаги… И чтобы глаза как два тяжелых окатыша в глазницах, неподвижные, давая зрительному ощущению размазаться, уплыть в глубину, – и тогда вдруг все тело становится удивительно легким, почти невесомым…
Сквозь веки угадывался свет, но еще робкий, еще только рассвет.
Но это не может быть рассвет. Я лег поздно ночью, а спал, чтобы так выспаться, часов десять, не меньше. Сейчас далеко за полдень, скоро вечер.
Я открыл глаза, наткнулся взглядом на тихий свет за окном, на часы…
Несколько секунд я глядел на часы, не понимая, как такое может быть.
Но и правда утро. Только-только рассвело. Выходит, спал я часа четыре, не больше.
Я спохватился, приподнялся на локте, и собрался – стягивая эмоции и мысли, выстраивая их в привычный настороженный букет, – и попытался поймать холодный ветерок на висках. В таком расслабленном состоянии она могла взять меня голыми руками, влезть в меня куда угодно, как угодно глубоко!
Дразнящий лавандовый холодок, с искристой улыбкой… было это на самом краю моего сознания? Или показалось, потому что я ждал чего-то подобного?
Я неподвижно застыл, приподнявшись на локте, пытаясь снова уловить лавандовый холодок, но в голове было спокойно.
Тихо и ясно.
Только поднявшееся солнце висело где-то сбоку за домом, и стволы дубов были странно – удивительно торжественно – освещены, лилово-розовые под ярко-синим небом.
И еще – голод. Дикий, зверский голод.
Быстро одевшись, я спустился в столовую. В дверях замешкался – что-то непривычное было здесь сейчас.
Не сразу я сообразил, что это шторы. Тяжелые шторы были раздвинуты, на столовой лежал прозрачно-голубоватый отпечаток раннего утра. Камин не горел, не горели свечи. Только утренний свет, такой непривычный здесь.
Диана сидела за своим концом стола, пластиковой вилкой и ножом пытаясь резать мясо так, как она привыкла золотыми. Конечно, у нее не получалось. На лице застыло удивленно-недоверчивое выражение, но как-то же это возможно, раз кто-то делает такие вилки и ножи?